«Наутро это он, что ли, для опохмелки?» — подумал Ванечка почему-то.
Лапшицкий подслушал мысль и отрицательно помотал головой:
— В остатках вина живет винный червь архиин хорхой, он-то и делает человека алкоголиком.
«Пиздит, как газета „Правда“, — подумал Ванечка матерно, — но как красиво пиздит!»
Мгновенно Шамбордай стал серьезным.
— У нас в Сибири, — сказал он голосом совершенно трезвым, будто и не выпито было до этого полных шестнадцать рюмок, — слова крепче, чем «сволочь», в разговоре употреблять не принято. Матерных слов практически здесь вообще не знают, нам других слов хватает, чтобы понимать человека. Но — заметь — стоит мне только переехать Урал, как весь этот разговорный мусор, вся эта словесная хня, все эти пдёж и пбень хлещут из меня как из дьявольского рога какого-нибудь. В Питере, в Москве, словом в вашей азиатской Европе когда бываю, рот обрастает изнутри, как стенка выгребной ямы или городского отстойника, всякой мохнатой дрянью. Поэтому такой мой тебе совет: когда захочется вдруг матерно выругаться, представь, что вокруг Сибирь, что тихо вокруг, красиво — так зачем такую красоту портить?
Шамбордай чуть-чуть помолчал — ровно столько, чтобы налить семнадцатую и выпить ее за чистоту языка.
— Матерные слова, как плохие книги, — продолжил он, наливая следующую, — высасывают из человека жизненную энергию. Они суть специальные хитроумные дьявольские устройства, которые опыляют нас изнутри специальным невидимым веществом, питательным для бактерий смерти. Кстати, и твоя паутина — следствие подобного же вторжения. Она что-то вроде перхоти, только если перхоть вылечивают обычно шампунем, то, чтобы справиться с паутинной болезнью, — надо выиграть битву в пространстве духов, найти и победить того, кто эту болезнь наслал, чем я собственно и занимаюсь в настоящий момент времени. Конечно, жить можно и с паутиной, но недолго, и опять же — антисанитария, липнут мухи и прочие неприятные твари, и если ее часто не чистить и с тела не состригать, то от тела идет зловоние, трупный запах, который не заглушают ни одеколон, ни розовая вода. Да и жарко — особенно летом.
— Летом, когда жарко, я в музей Арктики и Антарктики хожу, — грустно пошутил Ванечка.
— Тихо! — оборвал его Шамбордай, прикладывая палец к губам. — Начинается. Идут половиннотелые.
— Половиннотелые? — спросил Ванечка, водя глазами по сторонам, но никаких половиннотелых не замечая.
— Демоны, имеющие только правополовинное или левополовинное тело, то есть тело, расчлененное от головы до ног и состоящее из одного уха и глаза, половины носа и рта и из одной руки и ноги. И, конечно же, сам Япух Озык тэнгэри эту их компанию возглавляет. Чего, собственно, мы с Лёлей и ожидали.
— А-а-а, — сказал Ванечка, не поняв из сказанного ни слова.
— Теперь, Ваня, козлиный хор умолкает, и солирует главный тенор. От тебя требуется одно: срочно вспомнить классический сюжет про красавицу и чудовище и как можно долго держать его в голове. Особенно то место, где чудовище становится принцем. Это твой случай. Надеюсь, помнишь, что сделало его человеком?
— Но ведь это литература…
— Литература? И это мне говорит человек, который сделал литературу своим призванием! Так вот, дорогой мой фома неверующий, запомни то, что я тебе сейчас расскажу, и передай этот разговор своим детям. Литература больше чем жизнь. Она никакой не слепок и никогда не отображение жизни. Наоборот. Жизнь — слепок с литературы. Вспомни евангелиста Иоанна. В начале было Слово. Ибо Слово есть Бог. Поэтому литература есть Бог, и всякий, кто утверждает обратное, слепоглухонемой дурак, и сидеть ему среди двоечников на задней парте. Теперь — всё, приказываю молчать. Иначе — расстрел на месте.
— Да, — сказал Ванечка Вепсаревич и тут же получил пулю в лоб.
Пуля была маленькая, сердитая, и когда Ванечка отлепил ее ото лба, оказалось, это никакая не пуля, а нервный, перепуганный паучок, к тому же матерящийся, как сапожник.
— Предательница! — орал арахнид (матерные выражения мы опускаем). — Мама называется, так подставить! Как землю унавоживать, так без меня ей никак, а яблочки с яблоньки собирать, так «Карлуша, отойди в сторону»! Я тоже хочу быть первым! Тоже хочу власти и орденов! Паучиха! — ругался он. — Такая же, как и все другие! Подумаешь, отрастила себе руки и ноги! А сама-то, сама-то… Мамочка! Ну, пожалуйста! Ну, возьмите меня! Я все сделаю, только бы к вам поближе…
Читать дальше