Array Полдень XXI век - Полдень XXI век 2003 №4

— Любила его, наверное, вот и «эй», — грустно предположил Ванечка, думая о своей Машеньке, такой близкой и такой далекой одновременно. — Хорошая песня, но очень печальная.

— Просто шангальтоп такой инструмент, что на нем только печальные песни хорошо получаются, остальные — плохо. Для веселых песен есть у меня другой инструмент — аполлоникон. Слышал про такой?

Ванечка про такой не слышал, и Шамбордай, большой любитель комментировать явления жизни, все ему про этот инструмент рассказал.

Оказалось, аполлоникон — это комнатный паровой орган, который хорош и звуком, и легкостью музицирования на нем, но единственная его беда — вечная проблема с дровами. Нужно, пока играешь, постоянно дрова подкладывать, чтобы больше было давление пара, иначе звук не держится и плывет. С самими дровами проблемы нет никакой — кругом тайга и дров, как говорится, хоть сплавляй на дирижаблях в Америку, — но никак невозможно совмещать игру и работу истопника при музыке, а помощника держать — тоже хлопотно, да и не всякий помощник сумеет правильно рассчитать зависимость количества пара от скорости сгорания дров.

— Я его в подвале держу, — рассказывал Шамбордай дальше, — ухаживаю, конечно, — вещь все-таки недешевая, мне за него один хрен в Москве квартиру давал у метро «Стадион „Динамо“», да только на фиг мне сдался этот вертеп московский — ни воздуха, ни простора, ни белочку с руки не покормишь, ни на бубне над тайгою не полетаешь.

— Одиноко у вас, наверное, здесь, в Сибири? — Ванечка кивнул за окно, где плавали, тычась в стекло носами, сонные вечерние комары, сытые, довольные своей комариной жизнью, раскормленные, как летающие собаки Павлова.

— Одиноко? — удивился Лапшицкий. — Это в городе у вас одиноко, а здесь тайга, здесь некогда об одиночестве думать. И товарищи у меня есть. Вот живет в лесу за сопкой Весёлкой старец один по имени Ампелог, в миру Юрий Иосифович Брудастый, бывший колчаковский офицер, мы с ним музицируем вместе, я — на шангальтопе, он на моей паровой гармонике, аполлониконе; как, бывает, начнем, так белки, рыси, тигры, медведи, дичь малая — все сбегаются слушать. Мирно сидят, друг друга не трогают, как у дедушки Мазая в раю. Сейчас, правда, редко старец ко мне заходит — старый совсем стал Ампелогушка, а раньше был хоть куда, медведя на спор заваливал, на дно Байкала нырял и нисколько при этом не простужался. Бывало, сядешь с ним выпивать — день пьешь, два пьешь, четыре, а у него ни в одном глазу. Ангельский человек, божий. Он устроил когда-то скит на незамерзающем озере Энзэхэн на ветвях дерева секвойядендрона, семечко которого сам же и вывез однажды за подкладкой своей папахи из Калифорнии, с западных склонов Сьерра-Невады. А устроил он скит на дереве по примеру древних подвижников отцов наших Симеона-столпника, Малафея Аляскинского, Гурия Выголесского и других их святых последователей. Рядом с деревом, где Ампелог подвизался, неподалеку был хуй болдог — неувядаемый бугор-пуповина, — из которого росло бурятское материнское желтое дерево, на ветвях которого справа висели колчан и налучье — хулдэ, жизненная сила будущего мужчины, а на ветвях слева — иголки и наперсток — хулдэ будущей женщины. Под дерево раз в году приходили будущие молодые мужчины и приводили с собой будущих молодых женщин и устраивали праздник прощания с девственностью, становясь на глазах у всех настоящими мужчинами и женщинами. Поначалу мой Ампелог смотрел на это, как на тяжкое испытание — искушение его, Ампелоговой, грешной плоти, — которое ему послал Господь в наказание за то, что не уберег Россию от безбожников-коммунистов. Но однажды явились к нему под дерево трое — человек-налим, человек-утка и человек-женьшень — и передали послание начальника канцелярии Всесибирского небесного региона Урянхая Унхуева о том, что Господь дарует Ампелогу свободу от однобоких воззрений на природу и существо веры, а также награждает нашего Ампелогушку даром терпимости к вере всех народов земли Сибирской, независимо от странностей ее проявления и внешней телесной грубости.

В этом месте Шамбордай Ванечке доверительно подмигнул:

— Ты, конечно, догадался, что послание сочинил я, подпись Господа тоже подделана лично мною — у Господа же подпись простая — тощий крестик с загогулиной на конце внизу.

Всё это Шамбордай рассказывал, не забывая наполнять рюмки и опрокидывать их внутрь себя, зорко следя при этом, чтобы Ванечка не отлынивал от процесса. Примерно, на шестнадцатой рюмке Ванечка вдруг заметил, что Шамбордай оставляет в каждой бутылке немного алкоголя на донышке.