Г. Хромов - Дальний полет

– Что спросить? - настаивала Полли.

Я заметил, что Мэри в беседу не вступает.

– Если его нет, - предложил я, - давайте про него забудем.

Полли высунула голову и стала разглядывать неподвижные вереницы машин.

– Мы, наверно, нескоро поедем, - заявила она. - Я лучше почитаю. - Она выудила книгу откуда-то сзади и открыла ее. Мэтью посмотрел на картинку.

– Это что, цирк? - поинтересовался он.

– Скажешь тоже! - презрительно воскликнула Полли. - Это очень интересная книжка про одного пони. Его звали Золотое Копытце. Раньше он выступал в цирке, а сейчас учится в балете.

– Вон что! - сказал Мэтью с достойной уважения сдержанностью.

Мы доехали до большой стоянки, где брали по пять шиллингов с машины, взяли вещи и отправились искать море. Каменистый берег у самой стоянки заполнили люди с транзисторами. Мы пошли дальше по камушкам и добрались до места, где от сверкающей воды нас отделяла только широкая лента нефти и мусора да кромка пены.

– О Господи! - сказала Мэри. - Надеюсь, ты не будешь тут купаться?

Присмотревшись получше, Мэтью заколебался, но все же возроптал:

– А я хочу плавать, раз я умею.

– Не здесь, - сказала Мэри. - Какой был хороший пляж несколько лет назад! А сейчас это… это…

– Самый краешек британской клоаки? - подсказал я. - Ну, пойдем еще куда-нибудь. Иди сюда, мы уходим! - крикнул я Мэтью, который все еще, словно во сне, смотрел на грязную пену. Полли и Мэри зашагали по берегу, а я подождал его.

– Что, Чокки вернулся? - спросил я.

– Как ты узнал? - удивился Мэтью.

– Да уж узнал. Вот что, окажи-ка мне услугу. Молчи про него, если можешь. Не надо портить маме поездку. И так ей здесь не понравилось.

– Ладно, - согласился он.

Мы отошли от берега и обнаружили деревню в ущелье, у подножия холмов. Там было тихо, а в кабачке мы очень прилично позавтракали. Я спросил, можно ли остаться на ночь, и, на наше счастье, у них оказалась комната. Мы с Мэри расположились в садике, в шезлонгах; Мэтью исчез, туманно намекнув, что идет побродить; Полли улеглась под деревом, и ей почудилось, что она - Золотое Копытце. Примерно через час я предложил прогуляться перед чаем.

Мы лениво побрели по тропинке, опоясывающей холм, и через полмили, по ту сторону, увидели, что кто-то стоит на коленях и рисует в большом альбоме.

– Это Мэтью, - сказала Мэри.

– Да, - ответил я и повернул обратно.

– Нет, пошли, - сказала она. - Я хочу посмотреть.

Я без особой охоты отправился за ней. Мэтью нас не заметил, даже когда мы подошли вплотную. Он выбирал карандаш решительно и точно, а линию вел уверенно - ничего похожего на прежнюю неопределенность. Потом и твердо, и нежно он растирал ее, растушевывал рукой, или большим пальцем, или углом платка, а после, вытерев платком руки, наносил новую линию и опять растушевывал ее.

Я всегда дивлюсь художникам как чуду, но сейчас сассекский ландшафт так явственно оживал на бумаге, материал был так прост, а техника - так необычна, что я стоял, словно зачарованный, и Мэри тоже. Так мы простояли больше получаса; наконец Мэтью распрямился, тяжело вздохнул и поднял готовый рисунок, чтобы его рассмотреть. Тут он заметил, что мы стоим сзади, и обернулся.

– Ох, это вы! - сказал он, не совсем уверенно глядя на Мэри.

– Мэтью, какая красота! - воскликнула она.

Мэтью явно стало легче. Он снова воззрился на рисунок.

– Наверное, сейчас он видит правильней… - серьезно, как судья, сказал он, - хотя еще немного чудно.

Мэри спросила:

– Ты мне дашь этот рисунок? Я буду его очень беречь.

Мэтью с улыбкой посмотрел на нее. Он понял, что наступил мир.

– Хорошо, мама, если хочешь, - сказал он и попросил на всякий случай: - Только ты с ним поосторожней.

– Я буду очень осторожна, он такой красивый, - заверила она.

– Да, ничего, - согласился Мэтью. - Чокки считает, что это красивая планета, если б мы ее не портили.

Домой мы вернулись в воскресенье вечером. В эти дни нам стало легче, но Мэри все же боялась думать о понедельнике.

– Эти газетчики такие наглые. Гонишь их, гонишь, а они все лезут, - жаловалась она.

– Не думаю, что они тебя будут сильно мучить. Во всяком случае, не в воскресенье. А к концу недели все уляжется. Знаешь, лучше всего убрать Мэтью куда-нибудь. На один день, конечно, - в школу ему со вторника. Сделай ему побольше бутербродов и скажи, чтоб не возвращался до вечера. И денег дай: соскучится - пойдет в кино.

– Как-то жестоко его выгонять…

– Да. Только вряд ли он предпочтет репортеров с ангелами.