Ник. Горькавый - Возвращение астровитянки

— Сейчас посмотрим, что это за зверёк и чего он так верещит…

По дисплею побежали цифры химсостава.

Алекс присвистнул, повернул булыжник другой стороной и снова вонзил щуп.

Через несколько секунд выскочили новые цифры. Сравнив их со старыми, Алекс выругался:

— Что это ещё за шутки!

У Тайки отлегло от сердца. Если главный метеоритный начальник не может разобраться с булыжником, то с неё вообще взятки гладки. Пусть хоть сковородка с окаменелой яичницей фараона, пусть хоть его ночной горшок.

Ребята обменивались мнениями — что это может быть за камень, заглядывали через плечо Милановскому, пытаясь что-то понять в быстро меняющихся цифрах, но сам Алекс молча тыкал щупом в булыжник и яростно сопел. Потом вызвал на дисплей трёхмерное облако из россыпи белых точек и стал крутить его с разных сторон, вызывая и пристраивая к нему дополнительные облака красных, зелёных и синих точек.

А потом объявил:

— Пока наверняка ничего сказать не могу, но, судя по первым анализам, это лунный метеорит, загрязнённый материалом ударника!

У Тайки вырвалось удивлённое:

— Что такое «ударник»? — И подумала с облегчением: «Слава фараону, вроде бы не сковородка!»

Гвалт, поднявшийся у костра, легко перекрылся голосом Алекса:

— Все лунные метеориты прибывают на Землю после удара астероида, который вырвал их из Луны. Как правило, к нам прилетают обычные лунные породы. Иногда там находят едва заметные следы вещества астероида, который ударился о Луну. В этом лунном булыжнике — почти треть астероидного вещества! В первый раз такое вижу и даже ни разу о таком не слышал.

Какой тут начался шум! Все кинулись поздравлять Тайку. Она пожимала многочисленные руки, болезненно ощущая собственные мозоли, сорванные лопатой, и в её звенящей голове не было ни одной мысли.

Только спустя три часа, отойдя от перевозбуждения и засыпая, Тайка смело подумала:

«Да, Илья, давай пойдём сегодня в кино!»

Летний Крым пах сухой душистой травой, горячей можжевёловой смолой и мокрыми солёными водорослями. Прибойный плеск смешивался с детскими криками, стрёкотом цикад и рычанием автобусов, застрявших в тесных улочках.

Илья остановился у дяди Серёжи, который работал в Симеизской обсерватории, но сейчас был в отпуске. У дяди Серёжи были светло-голубые глаза, седой ёжик и загорелое лицо. У всех местных жителей загар был одинаков: лицо и руки — смуглые, жаренные на солнце, а остальное тело — белое. Местным некогда на пляже разлёживаться.

Про кулинарные способности тёти Люды, жены дяди Серёжи, на Южном берегу ходили легенды. Она даже хлеб делала свой, в специальной компьютерной печке и по хитрым рецептам. Илье больше всего нравились тёти-Людины пирожки, хотя все остальные блюда были тоже отменны. Тётя Люда работала бухгалтером в санатории «Зори чего-то там», и когда она приносила на работу свою домашнюю стряпню, то в бухгалтерию устремлялись, с трудом сохраняя чувство собственного достоинства, все коллеги. Санаторий всё время менял название, потому что каждый новый владелец хотел увековечить в вывеске именно свой рассвет. Местные предлагали назвать санаторий надёжно и привлекательно: «Зори хереса».

Вечером, когда смеркалось, Илья ужинал на веранде, заплетённой виноградной лозой, — тётя Люда привычно сокрушалась, как он мало ест, — и шёл тёмной хрустящей дорожкой на холм, где высилась массивная трёхэтажная башня телескопа.

Илья помогал наблюдателю Наташе со звучной фамилией Горыня. Все звали её за глаза — а иногда и в глаза — Горыныч. А она по доброте душевной не возражала.

И часто говорила, глядя на сонного Илью:

— Иди в пристройку, вздремни!

Но он отказывался: не бывает лишних рук при наблюдениях на древнем телескопе с кучей застарелых болячек, да и интересно было следить на экране за мерцающими звёздами и двигающимися астероидами.

Вечерами приходили экскурсанты.

— Летающие тарелки видели? — всё время спрашивали они Наташу.

— Нет. Ещё летят! — отвечала она, улыбаясь.

— Ну хоть сигналы из космоса поймали?

— Нет. Ещё пишут.

Илья помогал Наташе наблюдать метеорные потоки.

Его сердце билось сильнее, когда метеор стремительно прочерчивал яркую линию по ночному небу. Да, да — пылинка, даже не камушек, желание загадывать бессмысленно, а всё равно приятно — как привет от космоса.

Я — тут. Не забывай меня, человек. Помни, с-скотина!

И с-сгорал метеор зря, ш-шипя и блистая.