Ник. Горькавый - Астровитянка

Полумрак. Уютно пыхтит кофевар, в такт ему тихо поскрипывает обитое кожей кресло, на котором любит качаться Сюзан. На мониторе переплетаются кривые спектров каменной планетки, чей тусклый полумесяц уже не помещается в широкое окно рубки. Руки Сюзан, подсвеченные мигающими огнями, колдуют над пультом пилота, я — бездельничаю и смотрю на её профиль, на её тёмную шевелюру, в которой поблёскивает неожиданная пёстрая прядка из каштановых, рыжих и даже белых волосков…

Динамик пошуршал, похрустел и вдруг запел-заговорил тонким детским голосом забавную песенку… — считалочку, что ли?

Тут и мама-Сюзан удивлённый голос подала:

— В первый раз слышу эту прелесть!

— Я тоже, — хмыкнул я. — И где только Никки выкапывает такие древности?

— Айван! — сказала Сюзан, не поворачивая головы. — Мы будем на мысе Канаверал в полдень пятницы по восточному времени. Чем займёмся в первую очередь?

Айван — это я.

— Выбирай сама: нужно сдать железо, срочно расконсервировать дом и маниакально кропать то-олстый отчёт за все шестьдесят месяцев полевой работы.

— Фу, гадость! — фыркнула Сюзан. — Лучше так: все срочные дела сложим в кучку, в кучке сверху сделаем ямку. Потом туда плюнем, а сами — тихонько, на цыпочках — за дверь и в машину. Через час снимаем номер в Хилтоне с окном на залив — как в прошлый раз — и сразу купаться! Волна пахнет тропиками, шелестит тёплая позёмка песка, и жизнь хорошеет на глазах…

— Гениально!

— Вечер проводим на веранде ресторана под пальмовой крышей. Мясо с кровью — прямо с углей, под солёный морской бриз и ледяное сухое вино. Потом, поддерживая друг друга, поднимаемся в комнату, которая освещена лишь луной и прибоем, и…

— Эй-эй, дальше не надо!

— …и море шумит в распахнутую дверь балкона и машет на нас длинными занавесками, а белые барашки ночного шторма видны прямо с подушки… Утром кофе пьём на лоджии, полной солнца и ветра, под крики чаек Тампы… О боги! Я мечтала вернуться к нашему морю все эти длинные марсианские годы…

Сюзан зажмурила глаза, и что-то даже блеснуло в её ресницах.

— Держись, Сюзан, осталась всего неделя лёту! Будет тебе море — с чайками и пеликанами! — От сочувствия и в моём горле защипало. — А пока — притащу-ка я кофейку моему бравому капитану…

Сюзан грустно вздохнула мне вслед:

— Возьми зелёную кружку, там магнит посильнее.

Я принёс кофе, примагнитил его на пульт и нежно поцеловал свою усталую душеньку-пилота сначала в темечко, а потом в шею. Сюзан быстро обняла мою голову одной рукой и крепко чмокнула в небритую щёку. О Ганимед! Как этой женщине удаётся всегда так умопомрачительно пахнуть?..

— На ваши драгоценные измерения, штурман… — к Сюзан вернулась властность командира, — осталось две минуты, и начинаем орбитальный манёвр. Пройдём по касательной, так что возьмёшь ещё качественный скан поверхности.

«Какой удачный день — по дороге домой случайно заметить М-астероид с двумя спутниками. Мы не смогли найти такого симпатягу за все пятьдесят вылетов в Главный Пояс… и вот — на самом его краю, так близко к Солнцу… — в который раз с энтузиазмом подумал я и сел в кресло. — Нелли будет вне себя от счастья, это такой козырь для неё…»

— Надо было всё-таки доложиться на базу, — взыграла во мне лояльность.

— Ты что, не знаешь доктора Пфаффа? — хмыкнула Сюзан. — Такая волокита начнётся — планы, согласования, одобрения… и пролетает твой тройной астероид, махая платочком. Мы ведь даже не высаживаемся, только тесное сближение… Тридцать секунд до начала манёвра. Ты пристегнул Никки?

— Да, конечно. — Я глянул на боковой монитор. Наша девочка-белочка что-то рисовала, сидя в кресле с высокой спинкой.

— Десять секунд… пять…

И тут в воздухе зародилась странная вибрация. Она быстро усилилась и навалилась низким гулом. Я по-настоящему испугался: