Ник. Горькавый - Возвращение астровитянки

— Брр… — вздрогнула принцесса.

— Вот именно! Я готов с негодованием выбежать из ресторана. Но куда пойти дальше? В театр — куда заходят только сливки общества? Я сажусь в кресло, где до этого сидело множество человек. Мои ладони прикасаются к ткани, которую трогали тысячи ладоней. На поручнях масса кожного жира, даже обивка засалилась, и богатый набор микробов и бактерий. А ведь в театр людей пускают без предъявления медицинской справки! Ужас! От ужаса обычно хочется в туалет. Простительная паническая реакция. Вот и театральный туалет: зеркала, бархат, блеск золочёных кранов. Туалет?! Кто только не пользуется этим туалетом! Нет, нет, срочно домой, домой. На чём — на метро?! Стоять в толпе, лицом к лицу с десятками неизвестных людей. Дыхание рот-в-рот! А некоторые люди ещё и целуются! Молекулы воздуха литрами вылетают из чьих-то прокуренных — а вдруг туберкулёзных? — лёгких и всасываются в мою грудь. Вентиляторы поднимают с пола пыль, которая чем-только-не-была в прошлом. И моё дыхание всё покорно приемлет — у него нет другого выхода. «Выхода нет!» — зажигаются в мозгу огненные буквы.

— Мне сейчас будет дурно!

— От этой дурноты некоторые люди закрываются в своей комнате и вообще не выходят на улицу — избегая контакта с чуждой средой. Таких людей называют параноиками. Они похоронили себя заживо в страхе.

— И вы были таким?

— Чуть не стал, но вовремя с обидой понял, что мир не заметит потери, потому что в нём останутся жить другие люди — весёлые и бесшабашные. У них другой взгляд на вещи. Кожа соседа — это белок; микробная флора здоровых людей практически идентична, а микробы не имеют индивидуальности. Один человек похож на другого в гораздо большей степени, чем он хочет в этом признаться даже самому себе. Нужно понять, что все люди — братья, а жизнь полна микроскопических рисков. И я сказал себе: ешь своё ресторанное блюдо, пользуйся метро, посещай театры и целуйся. У тебя есть право струсить, но тогда мир достанется смелым.

— Так, теперь мне захотелось с кем-нибудь поцеловаться, чтобы проверить свою реакцию! Вы хороший рассказчик, Арнольд!

— Когда я не был королём, у меня было три дела: читать, писать и говорить. И последнее мне удавалось лучше всего.

Раздался звонок т-фона.

— Это нас мама разыскивает… — с огорчением сказала Сюзанна. — Теперь у вас будет скучное политическое совещание.

— Хм, — с сомнением протянул Арнольд. — У вашей мамы талант делать политические совещания интригующе интересными.

Через неделю Арнольд снова приехал в замок Гринвич, и у него снова появилась возможность поговорить с Сюзанной.

— Ваша матушка очень внимательна к делам Южных. Я подумываю передать ей доверенность на управление моей империей и удалиться на покой. Снова буду жить обычным человеком, дурачиться сам и дурачить других. Как-то я купил огромный букет красных роз, шёл по улице и каждой встречной женщине дарил по розе. Без шуток и выцыганивания номеров телефонов, просто дарил: «Это — вам!» — и шёл дальше. Улица упала в обморок. Эх, какие свободные времена были! Я любил бродить по голливудским бульварам и античным лавочкам, торгующим заплесневелыми плакатами и сушёными артистами. И никто меня раньше в толпе не узнавал…

— А сейчас вы что делаете — дурачите или дурачитесь?

— Исповедуюсь. У вас, Сюзанна, сейчас такой строгий вид, что хочется вытянуться в струнку и сказать «грешен!».

— Вы несерьёзны со мной!

— Так точно, ваше высочество! — щёлкнул каблуками Арнольд. — Накажите меня за это.

— Сослать вас на кухню или заставить пропылесосить замок?

— Готов убрать вашу комнату цветами.

— Кажется, вы заигрываете со мной?

— Чёрт, это машинально! Инстинктивно! Давайте сменим тему. Чем вы занимаетесь на досуге?

— Читаю, рисую, пишу стихи. Слабые. Когда я инкогнито посылаю свои вирши на рецензию, мне обычно приходит ответ, что они ужасно бездарны.

— Люди, которые любят говорить о бездарности других, обычно хорошо знакомы с темой изнутри. Не слушайте их.

— Мне не верится, что вы старше мамы.

— Я могу показать паспорт. Правда, он фальшивый.

— Зачем мне тогда на него смотреть?

— Ну, мало ли. Как ваша мизантропия, принцесса?

— Спасибо, легче. Если вы расскажете ещё что-нибудь весёлое, то будет совсем хорошо.

— Вы хотите сделать из меня горохового шута?

— Никто не может сделать из человека горохового шута. Только он сам.

— Именно. И когда я смотрю на вас, то…