Ник. Горькавый - Возвращение астровитянки

Серик не поверил.

Инка шутит. Говорящие часы посмотрели в сумерках на его картинки и за сутки сделали его богатым?

Но Инка заставил его подписать три фанерки: «Спящая собака», «Закат в горах» (ту самую картину, с оранжевыми склонами), «Мой дом» и отправить какому-то Сотби в Лондон Объединённого Королевства. Денег на почтовую марку у Серика не было, но Инка нанёс тонким лазерным лучом какие-то штрихи на конверте, и отарский почтальон без возражений принял пакет.

А Серик всё равно не верил: он был умным мальчиком и Деда Мороза уже давно ни о чём не просил.

А через неделю к их старому дому подогнали новенький «мерседес» последней модели. Ещё в заводской плёнке на капоте и крыльях.

Отец рассердился и стал отправлять продавца, пригнавшего машину, к шайтану за такие дурацкие затеи. Но владелец отарского автосалона — толстяк Хош с неизменной улыбкой на круглом лице — обогнул сердитого отца по осторожной кривой, подошёл к Серику и попросил его расписаться в квитанции о получении. Серик что-то накалякал, словно во сне, и через пять минут агент исчез, а машина осталась.

Отец сначала решил, что Серик связался с плохими людьми и с дурной травой. Только вежливый и терпеливый Инка сумел убедить его, что машина честно заработана его сыном в то время, когда Серика не посылали за дровами или копать огород, а давали спокойно посидеть и посмотреть на горы, закат, дерево — короче, давали «посчитать ворон», как сердито выражались домашние, глядя на бездельничающего подростка.

Оказывается, счёт ворон может быть очень прибыльным занятием — если, конечно, считать их с умом.

— И мне можно будет поехать в Италию? — спросил шёпотом Серик у Инки, в то время как вокруг новой машины кипели семейные и соседские страсти. Стал накрапывать мелкий дождь, но никто его не замечал.

— Хоть завтра.

— Меня не отпустят, я маленький.

— Если у тебя есть я, то ты можешь передвигаться самостоятельно уже с двенадцати лет. Никакой полицейский тебя не задержит, и авиакомпания с удовольствием продаст тебе билет до Рима.

Серик был почти раздавлен лавиной новостей, которая так стремительно навалилась на него.

— А больше моих фанерок никто не купил? — озабоченно спросил мальчик.

— Я решил попридержать другие картины. Так как первые три были куплены так быстро и всего лишь по виртуальному изображению, то я полагаю, что подождать будет выгоднее. Ты привезёшь в Италию все свои работы, и мы сделаем там твою личную выставку. После этого цена картин должна подняться в несколько раз.

Ехать одному на другую сторону мира?!

— А можно мне взять с собой младшую сестру?

— Ей десять, поэтому с ней должен ехать кто-то из родителей. Но ты можешь взять с собой и отца с матерью — они будут рады побывать на твоей выставке и посмотреть Рим. Я позабочусь о билетах для всех вас.

— Мы поедем на скоростнике?

— Хочешь — на поезде, хочешь — на стратоплане.

Отец оторвался от «мерседеса», подбежал к Серику и ласково обнял его.

Никогда ещё Серик не видел, чтобы по худому обожжённому солнцем отцовскому лицу бежали слёзы.

И мальчик понял, что это добрый Аллах послал красный торговый автомат на их заброшенную станцию. И правильно сделал, потому что личный киберсоветчик — чистая прибыль для своего хозяина.

За окном кафе, по обычной городской улице шёл неторопливый зимний дождь. Он брёл между магазинами, ресторанами и многоэтажными парковками.

Кафе было уютно заполнено запахом горячего молока и шумом спокойных разговоров.

За одним из столиков сидел буддийский монах. Поверх оранжевой рясы монаха была надета тёплая куртка из плотной жёлтой байки. Из-под рясы выглядывали кожаные модные сандалии и толстые носки.

Монах перебирал чётки тёмного дерева, всё время покачивая головой. Изредка что-то произносил, и в этот момент две говорливые пожилые азиатки, сидящие за этим же круглым столом, сразу замолкали.

Монах был круглолиц и плотен. Голова давно не брита, с сединой, затылок рассечён глубокими старыми шрамами. Пальцы тонкие, нерабочие, с холёными ногтями.

Наконец монах встал, слегка поклонился собеседницам и вышел под некрупный дождь.

Прислушался к ударам капель. Что-то спросил у дождя.

Тот невнятно пробормотал в ответ.

Монах сочувственно покачал непокрытой головой и зашагал по асфальтовой дорожке, обходя лужи.

А капли зимнего дождя осторожно стекали по шрамам на небритом затылке.