Олег Авраменко - Королевы не плачут

- Тебе что, не нравится?

- Нет-нет, что ты! Очень даже нравится. Это будет воистину сногсшибательное зрелище, и я поехал бы с тобой только ради того, чтобы не пропустить такое представление, не говоря уж о том... - Тут он осекся и покраснел. - Впрочем, ладно. Но в одном я больше, чем уверен: сеньору дону Фернандо твоя затея не придется по нутру.

- Это уже его личное горе. - Эрнан поднялся с кресла, потянулся и смачно зевнул. - Значится так. Мы тронемся в путь очень рано, этак в третьем часу утра, чтобы к вечеру наверняка попасть в Калаорру. В Кастель-Бланко мы долго не задержимся - я уже послал туда Жакомо с письменным распоряжением для лейтенанта де Сальседо немедленно готовиться к отъезду. Так что и ты, дружище, не мешкай с приготовлениями и пораньше ложись спать, иначе завтра будешь дрыхнуть всю дорогу. - Он опять зевнул и щелкнул зубами. - Ну а я пошел забирать из-под ареста Монтини.

- Да, кстати, - сказал Гастон. - Зачем ты берешь с собой этого сумасброда?

- Из чистейшего милосердия, - ответил Шатофьер. - От греха и Филиппа подальше. Знаешь, я ведь не только закоренелый пессимист, но еще и крайне сентиментальный человек. В отличие от тебя, циника.

21. НОВЫЙ МИЛОК МАРГАРИТЫ

Гастон не ошибался, говоря Симону, что Филипп вскоре уведет Бланку в спальню. Не ошибся он также и в том, что Маргарита не удержится от искушения, в отместку Тибальду, завлечь Симона к себе в постель. К тому времени, когда Филипп и Бланка, "отпраздновав" радостную весть, уже оделись и прихорошились, собираясь идти к Маргарите, чтобы, как обычно, провести в ее обществе весь вечер, сама наваррская принцесса еще не покидала своей спальни и не отпускала от себя Симона. Впрочем, надо сказать, что и Симон не имел особого желания вставать с постели, и хотя он был сыт любовными утехами по горло, ему было невыразимо приятно вот так просто лежать, прижав к себе Маргариту, и время от времени целовать ее сладкие губы.

В постели Маргарита оказалась совсем не такой, какой она была на людях, вне спальни. Одним из ее бесспорных достоинств как любовницы было то, что, скинув с себя одежду, она переставала быть принцессой и отдавалась мужчинам просто как женщина, как равная им, ибо прекрасно понимала, что там, где начинается неравенство, кончается любовь. Даже такой любви, к которой она привыкла, скорее не любви, а мимолетному увлечению длинною в несколько ночей, - даже этому чувству малейшее проявление спеси и высокомерия способно нанести сокрушительнейший удар.

Разомлевшему и одуревшему от только что испытанного наслаждения Симону с трудом верилось, что эта милая и нежная женщина, которую он держит в своих объятиях, и та надменная гордячка, принцесса Наваррская, которую он знал раньше, - один и тот же человек. В общем не склонный к глубокому анализу, не привыкший смотреть в самую суть вещей и явлений, Симон по простоте своей душевной пришел к выводу, более близкому к истине, чем все мудреные умозаключения прочих мужчин, бывших свидетелями этой удивительной метаморфозы. По его мнению, та властная, высокомерная и своенравная Маргарита была лишь маской, притворной личиной, за которой скрывается чувствительная и ранимая душа.

Симон взял руку Маргариты и поцеловал каждый ее пальчик. Не раскрывая глаз, она мечтательно улыбнулась, перевернулась на бок и положила свою белокурую голову ему на грудь.

- Ты такой милый, такой ласковый, такой хороший... - в истоме прошептала она.

Симон тяжело вздохнул.

- Амелина думает иначе, - невольно вырвалось у него.

- Она предпочитает Филиппа, - скорее констатировала, чем спросила, Маргарита.

Симон снова вздохнул и промолчал.

- Такова жизнь, - сказала принцесса. - Далеко не всегда она светлая и радостная. Ты, кстати, никогда не задумывался, почему жена изменяет тебе?

- Она любит Филиппа, - хмуро ответил Симон. - Она с самого детства влюблена в него.

- И тебе не хочется говорить о ней? - поняла Маргарита.

- Нет, не хочется.

- А ехать к ней?

Симон опять промолчал, и тогда Маргарита уточнила свой вопрос:

- Вот сейчас, именно сейчас, тебе хочется ехать к ней?

- Нет, Маргарита, не хочется.

- Так не езжай.

- Как это?

- Оставайся у меня до конца месяца - как Филипп, граф Альбре, остальные твои друзья.

- Но зачем?

- Глупенький! Неужто я не нравлюсь тебе?

Маргарита услышала, как при этих словах у Симона учащенно забилось сердце.

- Ты... мне... О боже!.. - запинаясь, проговорил он. - Разумеется, нравишься... Очень нравишься.