Брайан Макферсон - Мудрец

— Желаю доброго вечера Главе Совета Свободных! Прошу прощения, что побеспокоил в столь поздний час… Меня зовут Имро… — слабым голосом представился незнакомец и нерешительно подошел ближе. Меня зовут Имро, по прозвищу Сапожник…

Вдобавок ко всему, он еще и заметно прихрамывал, как-то странно припадал на левую ногу, отчего при ходьбе правая рука постоянно вскидывалась, словно птичье крыло.

Было видно, что Имро сильно продрог на морозе, его тщедушное тело прикрывала только обыкновенная длиннополая туника, а на голове нелепо торчала заиндевевшая круглая шапочка, скроенная из легкого паучьего шелка.

— Подойди ближе к огню, уважаемый Имро! Давай присядем, не стесняйся, присаживайся… — пригласил его Найл и участливо спросил: — Что случилось с твоей жизнью, честный горожанин?

Они втроем подошли к углу и опустились в кресла, окружавшие толстую колоду столетней пальмы, служившей своеобразным столом.

— Что случилось с тобой? — повторил Найл, внимательно рассматривая своего позднего гостя.

— Я… а-ах… — из слабой впалой груди Сапожника только вырвался тяжелый вздох, и он замолк с мучительной гримасой на унылом лице.

Возникла напряженная пауза, во время которой было видно, как нелегко ему было вымолвить даже первое слово. В плотной, сгущенной тишине слышалось лишь его сдавленное дыхание да потрескивание бревна катальпы в камине.

— Дело в том… — снова начал он слабым голосом и вдруг зажмурился, словно заметив в противоположном углу комнаты нечто ужасное.

— Говори же, говори, не бойся… — мягко заметил Найл. — Ты находишься среди друзей…

— Дело в том, что у меня пропали дети… — дрожащими губами наконец смог вымолвить Имро свое ужасное признание. У меня исчезло двое сыновей! Мои мальчишки потерялись и я не могу найти ни одного следа! О, я не знаю, что же мне делать. Они… Как же я без них…

Сапожник вдруг согнулся, сдвинул с макушки, покрытой редкими волосами, свою круглую шапочку и уткнулся в нее лицом.

Плечи его затряслись от рыданий и возникло ощущение, что он не сможет больше произнести ни слова.

Никак Найл не мог привыкнуть к тому, что плачут мужчины. Возможно, потому что он знал, как губительно всегда действовали слезы на их чувство собственного достоинства. Возможно, потому что сам почти никогда не плакал в детстве…

Все-таки слезы были несовместимы с суровой жизнью хайбадского мальчишки, вынужденного постоянно скрываться в зарослях гигантских кактусов-цереусов от воздушных шаров пауков-смертоносцев.

Между тем Имро, оторвавший от глаз свою шапочку из паучьего шелка, попытался продолжить свой рассказ, но снова его горло точно перехватил какой-то невидимый обруч.

Мокрое лицо Сапожника поблескивало в сполохах пламени, лицо превратилось в сплошную скользкую маску.

Бросив на Симеона выразительный взгляд, Найл предложил врачу:

— Помоги как-нибудь этому честному горожанину! Пока я ничего не понял, но если так пойдет и дальше, нам придется разговаривать целую ночь, чтобы узнать подробности о его несчастьях!

Доктор послушно кивнул и ослабил тугую шнуровку на горле, откинув назад капюшон туники, плотно облегавший до этого его лохматый затылок. Сшитая из очень плотной шкуры лесной тысяченожки, эта туника надежно защищала Симеона не только от палящего зноя пустыни и проливных ливней Дельты, способных свалить с ног человека, но и от пронизывающих ледяных ветров со снегопадами, неожиданно обрушившихся зимой на Город.

Кроме того, Найл прекрасно знал, что с внутренней стороны этой незаменимой туники располагались специальные карманы, хранящие множество предметов, необходимых врачу.

Найлу не было известно до конца содержимое всех отделений, назначение пары десятков небольших фляжек и пузырьков с витыми спиральными горлышками оставалось пока неизвестно ему.

Он знал только, что часть бутылочек торчавших из небольших внутренних кармашков, содержит лечебные экстракты паучьих ядов и соков самых разных растений Дельты, а другая часть, прячущаяся в кармашках широкого кожаного пояса, стискивающего крепкий живот доктора, представляет собой мощное противоядия от укусов самых разных хищных насекомых.

Еще можно было с точностью сказать о перевязочных бинтах и жгутах из прочной паутины, о тонких металлических ножах-скальпелях, да о шипах кактуса-опунции.

Симеон, давно постигший тайны древней китайской методики, всегда для иглоукалывания использовать шипы опунции, от природы обладавшие сильнейшим целительным действием.