А. Живой: Симфония

Мишка Охрей, например, ходил в заклепках и назывался металлистом. К нему примкнули еще человек пять. Мажоры подались в реперы, ибо это было модно. Их могучая кучка состояла из шести человек. Были также рокобилы и битники в косухах, рокеры, панки с раскрашенными гребнями, и вездесущие черно-красные алисоманы, не говоря, конечно, о хиппанах. Но, нас в техникуме было мало, да и то я в душе уже был готов отколоться. Ибо не так давно осознал, что когда у меня появляется немного денег, то я лучше куплю билет на паровоз, нежели поеду в Москву или куда подальше на собаках, как мы на своем сленге называли электрички.

И Профессор уже чувствовал раскол в наших рядах, однажды обозвав меня цивилом за мои несистемные настроения. А я не спорил, меня уже давно смутно тянуло куда-то дальше. Наркотики я не признавал, даже траву. Мне курить-то не очень нравилось, а тем более я не видел смысла расширять сознание, – оно у меня и так будь здоров. А однажды сам БГ-бог нанес удар по взглядам тысяч постоянно посещавших его концерты хиппанов, как-то признавшись, что он не имеет отношения к Системе. В общем, в тот момент мое подсознание уже стремилось куда-то в неясную даль и с Профессором я хипповал второй год больше по привычке. Все-таки он был друг, с которым можно было обсудить много важных вещей. А, кроме того, мы сошлись на почве творчества, – оба писали стихи.

Когда прозвенел третий звонок, мы все еще стояли на опустевших ступеньках, неумолимо опаздывая на урок. Профессор ловил секунды пустоты и, наконец, поймал их. Он выхватил сигарету, поджег ее, три раза нервно затянулся и, довольный как слон, выбросил в урну. А я ждал неизвестно чего.

Вдруг из-за угла массивного здания показалась стайка опаздывающих девчонок, сошедших с громыхавшего в стороне трамвая. Они едва не бежали, тем не менее, оживленно жестикулируя и успевая болтать на ходу. Среди них была одна невысокая девушка средней красоты, одетая в желтую куртку и черные джинсы. На плече болталась небольшая сумка с тетрадками. Девушка была не совсем Клавдия Шиффер, с виду скромная, но привлекательная, с милым лицом и темными волосами до плеч. Глаза, кажется, голубые. Когда она прошла мимо, бросив на нас короткий взгляд, я проверил, – действительно, голубые. И мне показалось, что взгляд этих глаз был довольно робкий, словно она боялась привлечь наше внимание. Но мое внимание она все же привлекла.

– Ты не знаешь, кто это? – спросил я когда, дверь за ней закрылась.

– Не наша, – рассеянно ответил Профессор, – с другого отделения. Ладно, пойдем учиться. Сегодня же контрольная.

– А как зовут, тоже не знаешь? – задал я риторический вопрос, но Профессора уже проглотила огромная дверь.

Я снюсь ей белым днем. Ей страшно. Неровный, лживый, мерцающий свет расползается по стенам убогой комнатушки, выплывая из угла и делаясь похожим на дым. Она боится меня, как боятся уродливого чудовища. Ведь я преследую ее везде. Она бежит, но не может укрыться в суматохе минут, и даже хаос облаков ее не спасет.

Мысль обо мне будет преследовать ее три столетия. Всего лишь три. Ничтожно, мелко и так мало. Она будет мучиться мгновение по сравнению с тем, что выпало мне. Но хотя бы в нем я буду наслаждаться своей адской местью. За все счастье, за годы, выпавшие этому существу…

Дождь, смой ее лик с затвердевшего от времени воздуха и навсегда смешай его с грязью, прилипшей к подошвам моих башмаков. Я пройдусь по уставшей земле, что согнулась под тяжестью своих детей и стала шаром, и везде оставлю ее тяжкий вздох. Лишь ветер, играя полами моего плаща, утешит ее. Пусть так. Пусть будет так…

Казалось, что можно поспать еще десять минуток. Всегда так кажется, и всегда их не хватает. Еще чуть-чуть и выспишься, но…это обман. Мама ушла на работу рано, позабыв поставить будильник на нужное время, и Ольга едва не проспала контрольную, к которой так долго готовилась.

Но к счастью время еще оставалось. Она выскочила из постели, быстро оделась, не стала краситься, покидала тетрадки в сумку, наскоро перекусила тем, что оставила мама в холодильнике. И уже направилась к дверям. Но, на пути оказалось зеркало.

– Что-то я плохо выгляжу, – внезапно решила Ольга, поставив сумку на пол, – так нельзя.

Контрольная мгновенно отошла на второй план. За окном призывно зазвенел трамвай, отчаливая от остановки. Но все было тщетно.

Взяв расческу, заспанная девушка стала приводить себя в божеский вид. Для начала она долго расчесывала темные пряди, пока не достигла желаемой мягкости. Затем Ольга переключилась на косметику, почти полностью изгнав с лица сон.