— История алогична, коллеги! — повторял он постоянно. — Факты, только факты становятся историей. К вечеру, когда глаза уже не хотели и не могли смотреть в экран, он делал себе легкий ужин, потом, подумав, иногда принимал душ или даже заваливался в ванную, насыпав в горячую воду пахучую соль и читая очередную книжку с экрана своего КПК. Сегодня это была старая вещица, читанная еще в детстве. /Десять пятнадцать. Распылители в саду извергли золотистые фонтаны, наполнив ласковый утренний воздух волнами сверкающих водяных бусинок. Вода струилась по оконным стеклам, стекала по обугленной западной стене, на которой белая краска начисто выгорела.
Вся западная стена была черной, кроме пяти небольших клочков. Вот краска обозначила фигуру мужчины, катящего травяную косилку. А вот, точно на фотографии, женщина нагнулась за цветком. Дальше еще силуэты, выжженные на дереве в одно титаническое мгновение…
Мальчишка вскинул вверх руки, над ним застыл контур подброшенного мяча, напротив мальчишки — девочка, ее руки подняты, ловят мяч, который так и не опустился./ Ох, черт… Он вытер уголок глаза. Стареет, да. Слаб стал. «Будет ласковый дождь…»… Обязательно перед сном надо написать друзьям, чтобы не забывали зонтики. Перед тем как лечь, он делал еще один комплекс гимнастики, качая пресс. Потом ставил будильник на семь утра. Ну, и что, что кризис, что нет работы давно. Все равно, незачем расслабляться. Да и друзья со всего мира будут рады увидеть его в эфире, поболтать, перекинуться словцом, услышать его оценку событий. Потом он засыпал. А пока он спал, невидимые руки меняли набор продуктов в холодильнике, наполняли чайник чистейшей много раз профильтрованной водой, протирали полы в кухне и ванной. Все сохранившиеся в ходе возникшей на волне кризиса войны компьютеры планеты берегли последнего оставшегося в живых человека.
Как редчайший экспонат. Как образец довоенной жизни. Как последнюю ниточку, связывающую с довоенным временем. Как объект для исследования. Редчайший объект со своеобразной реакцией на сигналы, выводимые на экран монитора.
Серж зашивал носок. У него оставалось всего два носка, которые он старался стирать ежедневно, суша потом под простынею, по чистому зашивал дырки. Маленькие впереди на пальцах зашивались легко. Вот на пятках… Говорят, как-то можно еще штопать. Это сначала так, потом поперек, как ткать. Штопать он не умел, поэтому делал просто: собирал края, накладывал их один на другой, а потом плотно мелкими стежками прошивал. Иголок было еще два пакета. И ниток хватало — и черных и белых. Вот нитки и иголки были «в ассортименте», как писали в рекламе раньше. А носков больше не было. Правый до того зашился, что теперь можно было его надевать только бывшей пяткой кверху. А это значило, что скоро снова протрется — и все. И как тогда дальше?
Портянки делать? Это если бы сапоги были. А у него все-таки ботинки.
Хорошие крепкие старые «гриндерсы». Настоящие, китайские. Не рыночная подделка какая-нибудь. В ботинки портянки не наматывают. В ботинки — это по-другому как-то называется. Опорки? Нет, опорки — это что-то кожаное, как ботинки. А вот вниз, под опорки… О!
Обмотки! И сделать подлиннее, наматывать крест-накрест и под коленкой завязывать шнурками. И тепло, и ногу держать лучше будет.
Осталось найти, что порезать на обмотки. Чем резать — есть. Нож он правил и точил при каждой свободной минуте. Тут главное не в том, чтобы точить, а в том, чтобы занять руки и голову. Если просто сидишь, ничего не делая — так и с ума сойти можно. Потому что — зачем? Сразу же возникает и стоит в полный рост вопрос — зачем? И этот вопрос обдумывать даже не стоит, потому что тут же выясняется, что все совершенно незачем. И ведь только дольше мучиться. Поэтому — точить и править нож, стирать и зашивать носки, чистить ботинки, подшивать локти у куртки, придумывать разные наколенники и налокотники, изобретать — вот хоть обмотки эти. Из чего? Рубашки слишком тонкие. Джинсы, даже старые и тертые — слишком плотные. Надо что-то вроде байки, да где же ее найдешь? Хотя, можно попробовать поискать, полазить в округе. С поставленной целью полазить, а не просто так ноги переставлять. Когда просто так заставляешь себя выйти на прогулку по белому-белому снегу, то опять лезут разные мысли в голову. И первая и главная тут же всплывает — зачем? Ну, действительно — зачем? Для чего, собственно, и какой во всем этом смысл? А смысла нет. Правда, никакого смысла не было и в той жизни, что была раньше. Хотя, жить все-таки было приятнее, теплее и удобнее. И еще раньше вокруг были люди. Может быть, они и сейчас где-то есть, только не здесь, не вокруг и не около. Тут нет никого.
Читать дальше