Ната Чернышева: Тропою снов

Тьма ему в глотку, помню я его, идиота! Как он хвостом за мной таскался и как на вершину Храма полез, чтоб Посвящение принять до срока и как нам обоим за это от Баирну влетело… И как через несколько лет он с Верховным повздорил, и как дури хватило меч Тьмы на аль-нданна поднять…

Все ждали, что Верховный аль-нданн в пыль разотрет обнаглевшего не в меру юнца, но Баирну только плечами пожал и пошел своей дорогой… Взвыл воздух от Силы Тьмы, выброшенной боевым артефактом в беззащитную спину… аль-нданн даже шагу не замедлил, а темный клинок, не долетев до цели, просыпался на землю безобидной трухой…

— Юлеська! — выдыхаю внезапно пришедшее на ум имя.

Юлеська! Быть того не может! Но это он, я знаю, я верю, я чувствую!

Смотрит на меня круглыми глазами. Но видно, все-таки осталось в нем что-то от того гордого, упрямого мальчишки, кричавшего мне в спину с обидой и яростью: 'Все равно ты будешь со мной!'…

— Ты?! — шепчет он, глазам своим не веря. — Не может быть!

А я понимаю вдруг, почему аль-целитель посчитал меня не прошедшим Посвящения ребенком! Лечение в Реабилитационном Центре не прошло даром. Память нданны Натэны вернулась, но так и не ожила. Я по-прежнему думала о себе как о Татьяне Копыловой. Которой, ясень пень, никакое Посвящение и во сне не снилось…

Яркий свет заливает мир — ни дать, ни взять зажглось второе солнце. Ослепительный жидкий пламень стремительно обретает человеческое подобие, и вот уже стоит перед нами невысокий мужчина в светлых одеждах, окутанный искрометным сиянием Света…

— Таня, Танечка! — в ужасе шепчет анна альбертовна… мама?… — что это? кто это такой?!

Я чувствую ужас, захлестнувший ее с головой… еще бы! Исходящая от Баирну громадная аура неукротимой Силы такова, что слабонервным Накеормайского Верховного лучше вообще не видеть, ни в первый раз, ни в тысячу первый. Рослые патрульные почтительно расступаются перед ним, и рожи у всех кислые, ждут, как их еще сейчас похвалят за недостойное поведение. Да и мне радоваться нечего… а впрочем, мне уже без особой разницы… Все равно помирать.

Остается только выдержать гневный взгляд аль-нданна с достоинством, после чего и помирать со спокойным сердцем: мало кто в Первом мире может похвастаться тем же.

Он первым отвел взгляд, видно, были у него дела поважнее глупой девчонки, по собственной дурости угодившей к патрулю в лапы. А на меня нахлынуло вдруг какое-то странное чувство, не то боль, не то обида, не вдруг поймешь… И внезапно я вспомнила, что именно связывает меня с этим суровым человеком, который к тому же на несколько сотен лет меня старше и во столько же раз мудрей…

…Рука в руке и жаркое счастье, огненным дыханием обнявшее обоих…

Быть этого не может! Чтобы я и сам Верховный аль-нданн Накеормайского Предела… не может быть!

Аль-нданн Баирну переменился в лице, разом утратив все свое ледяное достоинство. А в следующий миг оказался рядом, и я с громадной радостью поняла: еще как такое может быть! Я его с детства любила, всю жизнь, именно к нему и рвалась сквозь границы всех миров Спирали, именно его ребенка сумела сохранить, несмотря ни на что и вопреки всему…

И это ведь именно он нечаянно дал мне имя, вернув родителям дуреху, потерявшуюся в праздничной толпе!

Баирну так и держал меня на руках всю дорогу до самого Накеормая. А я, хоть и плавала по-прежнему в муторном полузабытьи, уже не чувствовала себя умирающей. И твердо знала: это не сон. Не смутное видение из калейдоскопа искалеченной памяти, — реальность. Я вернулась домой, в свой мир; а сном, кошмарным сном, уходившим безвозвратно в былое, отныне и навсегда стали годы, проведенные в Реабилитационном Центре другого мира, где меня старательно лечили от сумасшествия.

Я вернулась домой. И теперь нам с Баирну осталось всего ничего. Родить ребенка. Восстановить Вершину Сумрака.

И придумать, как сокрушить Деборру, не разрушая при том Вершину Тьмы.

Разговор санитарок в туалете

— Слыхала, что ль? Дура эта, что шестой год на третьем месяце ходила, взбесилась совсем…

— Да ну?!

— Ну да! Решили ей мнимый аборт сделать, чтоб про ребеночка-то своего придуманного она позабыла. Она и взбеленилась: "Ребенка убить хотите!" Я все слышала. И кровищу потом тоже я оттирала.

— Кровищу?!

— А то! Как начала эта ниньзя гребаная на людей бросаться! Врачу шею — насквозь! Пальцами! Санитаров — ногами! Гинеколога — башкой о кресло! И сама — головой в зеркало.