Ната Чернышева: Тропою снов

— Не могла я тебя бросить, Танечка.

А у меня даже сил нет спрашивать, почему. Вытягиваюсь на траве. Каждый нерв ноет, отходя от дикой напряги. Ведь тем, кого я Силой на Тропе не уделала, пришлось врукопашную перцу задать. Опытные, хорошо обученные воины, но до накеормайских профессионалов им все же далеко. Мечник из меня, конечно, никакой. Даже против этих. Но не зря со мной был браслет, накачанный Силой Сумрака до предела! Так что обратно в Междумирье уйти сумели лишь четверо…

…Интересно, что они Деборре плести будут? В любом случае, пожалеют, что выжили. Шагорранская Верховная — тетка крутая, с ней лучше не связываться.

Трупы исчезли, как и не было их, — есть на то не совсем законный артефакт, на жаргоне "мусорщик" зовется. У врагов они были. А вот мечи остались. Штуки три, оброненные хозяевами во время боя…

— Интересные вещи. Мечи, верно? — вздыхает Анна Альбертовна, рассматривая клинки. — Из чего сделано-то? Странный материал какой-то…

— Не тронь, убьет!

— Тебя же не убило… А-А-А!

Зажимает руку, враз отнявшуюся по самое плечо, глаза как плошки, слезы ручьем…

— Тьма, просила же не трогать!

Головой трясет, плачет. Поделом, другой раз умнее будет! У самой руки после артефактов неродной Силы ломит — хоть вой. Молодцы враги, вовремя сбежали. Долго я не продержалась бы.

— Таня, тебе плохо? Голова болит?

— Очень…

Болит так, что хоть под топор клади. Как некстати. Мне нельзя сейчас болеть, нельзя, нельзя…

— Ты хоть представляешь себе, где сейчас находишься?

Анна Альбертовна, похоже, сумела собраться. Голос окреп обрел прежнюю уверенную невозмутимость. Быстро она… А впрочем, куда ей деваться?

— Ну, что мы не в Черностепье — это однозначно, — говорю неохотно. — В Черностепье и Свет угасать уже начал, там такого яркого дня просто быть не может. В Дорей-Шагорре, к примеру, всегда ночь, даже звезды не светят. Мы в Накеормайском Пределе. А где конкретно — даже не знаю. Реку искать надо, ручей… где вода, там и люди… А вообще-то, если по-хорошему, надо бы нам с вами напрямую к Верховному аль-нданну обратиться… — я поежилась, обхватывая себя за плечи.

Вот уж кто меня не похвалит и не пощадит! А что он надо мною учинить вздумает, разве ж заранее угадаешь?

— Ты, я смотрю, его боишься, — подметила Анна Альбертовна. Киваю:

— Баирну — человек безжалостный. И все о том знают. Но там, в Накеормае, мой супруг, а он при Храме тоже лицо не последнее. Может, вступится…

— А может, и нет… Дела-а.

Я взглянула на нее, сказала медленно:

— Мы любили друг друга. Но я ушла в Междумирье. Погибла. И даже лица его теперь никак не вспомню. Если даже мой муж взял себе другую женщину… Не знаю, — я посмотрела в небо, на редкие ниточки облаков. — Не знаю я ничего. Посмотрим. В любом случае, он — отец моего ребенка. Уж этот-то долг он не посмеет отбросить!

— Танечка, — осторожно говорит Анна Альбертовна, — но мужчины ведь зачастую сплошь и рядом…

— Это у вас они — сплошь и рядом, — отрезала я. — А у нас детей рождается так мало, что отказ от своего ребенка по какой бы то ни было причине сразу же ставит человека вне закона. А хуже этого нет ничего во всех Пределах Первого мира. Даже гнев Верховного перенести намного легче!

— Почему ты так уверена, что этот Баирну тебя накажет?

— Я перед ним виновата, — вздохнула я. — Не помню всего, но я нарушила его прямой запрет. И все, что со мной случилось, произошло исключительно по моей вине…

— Смотри-ка, Танечка! — Анна Альбертовна вдруг ткнула рукой в небо. — Самолеты! А я-то думала, у вас только средневековая магия в ходу…

— Какие еще само… Тьма! — головную боль как рукой сняло. — Накеормайский патруль! Бежим, живо!

Надо было не в озере плескаться, а сразу же дергать отсюда на полной скорости! Несанкционированный выброс Силы подобной мощи, — это патрульным что быку красная тряпка. Объясняйся с ними… не докажешь, что не ты первая начинала!

Видать, Тьма мне последние мозги напрочь отшибла, раз я позволила панике собой командовать. От патруля бегать — последнее дело. Пню понятно, почему. Бежишь — значит, боишься, боишься — значит, виновен, а раз виновен — так получай! И счастье, если живьем возьмут. Могут и с расстояния грохнуть, чтоб себе мороки поменьше было. Они в своем праве. Жалуйся потом из Междумирья кому хочешь!

Далеко мы не убежали, конечно. А вот мнение о себе, и без того не лестное, испортили окончательно.

— Чего боишься? — нервно спрашивает Анна Альбертовна, нервно оглядываясь. — Свои же вроде…