Михаил Васильев - Искатели

По-паровозному засвистел закипевший чайник. Он стоял в камине на маленькой плазменной горелке. Забавный этот старинный предмет Платон нашел здесь. Титаныч ненавидел его, как источник зловредного пара, но сейчас старика дома не было.

В этот затянувшийся период вынужденного отдыха чаепитие превратилось в серьезное занятие. Быта становилось все больше. Накопившиеся предметы и даже пыль, лежащая здесь, и запахи внутри этой комнаты стали бытовыми, домашними, укоренились, будто уже много поколений жили здесь и оставили все это.

На столе лежали старческие болезненные мелочи, принадлежавшие Титанычу. Масленки, отвертки, мелкие винтики, болты и гаечки. Платон осторожно глотнул спирта из маленького пузырька. Камень-ловушка.

Вспомнилось, как он, в детстве, сбежал из летнего лагеря. За три дня до окончания смены. Не в силах этого окончания дождаться.

"Дойдет до того, что просто возьму билет на какой-нибудь транзитный корабль и улечу, — пробормотал он. — Ну что, блин, так и похоронят меня здесь"?

В ответ что-то забормотал своим квакающим голосом в кармане компьютер. Непонятно почему кто-то распоряжался его временем и им самим. А времени оставалось все меньше, и становилось оно все дороже.

Когда-то умельцами с верфи здесь был изготовлен этот вот кухонный нож а теперь окончательно понадобилось его наточить. Платон уже знал, что для этого требуется камень, сегодня он нашел и принес такой, с шероховатой поверхностью на изломе. Будто у Робинзона, попавшего на необитаемый остров, появлялись странные заботы.

Компьютер уже подсказывал, что "плоскость ножа с режущей кромкой с двух сторон затачивается под углом 45 градусов". Как ни старался Платон, приборы не показывали ничего близкого к сорока пяти. Показывали непонятно что: в разных местах железки цифры менялись как хотели.

Снизу, с первого этажа, теперь постоянно слышались какие-то звуки, чья-то речь и шлепанье гравитационного пресса — там теперь открылась швейная мастерская. Толстые стены пропускали все звуки. Вот опять — отчетливо слышимые, но неразборчивые голоса. Явными были только эмоции. Иногда внизу умолкали ненадолго, потом, после шлепанья пресса, разражались речью, ликующей или раздраженной.

Чай в местной глиняной кружке вздрогнул. Вздрогнул весь этот мир, слышно было, как море всплеснулось, раскачиваясь, ударилось о стены прибрежных домов. Значит, к астероиду причалил давно ожидаемый транзитный лайнер, идущий к планете Беллерофонт.

Нож все не становился острее, стал даже вроде бы тупее, чем был. Платон встал у окна, опершись руками о раму, высунулся в совсем посторонний ему мир. Подумал, что то же самое ощущают какие-нибудь заключенные, арестанты. Он даже согласился бы, чтобы этого дня вообще не было. Согласился бы жить на один день меньше.

"Только вот сколько их еще будет, дней здесь? Заключение внутри камня".

Странно, что другие могли думать и ощущать что-то другое. Отсюда была видна Диана, в окне своего дома над вывеской "Магазин "Рыболовство". Она кормила печеньем воробьев. За ней внутри ее комнаты блестело зеркало. Диану теперь редко было видно, она все пропадала по театральным делам.

Даже на улицах местных аборигенов стало как будто больше, и все были увлечены непонятной подготовкой к будущему торжеству. Недавно безлюдный городок кипел, как муравейник. На соседней улице ко всему прочему проложили рельсы, "временную узкоколейку", как называли ее здесь. По ней время от времени проползала платформа с бревнами и штабелями досок, иногда с непонятно громоздкими для строящегося парусного корабля железяками. И даже Титаныч теперь был занят, работал на винокурне. Гнал ром из сахарного тростника.

Деревянный остов будущего галеона уже был виден, каждый день постепенно вырастал над крышами дальних домов. По появившейся сегодня палубе ползали доставленные с верфи причудливые машины, таскали доски, такелаж и бочки. Было видно, как роботы махают там топорами и размазывают смолу. Целыми днями доносились оттуда звуки кибероркестра, какие-то давно забытые мелодии.

— "…Я по свету немало хаживал. — Древний-древний марш. — Жил в окопах, в землянках, в тайге…"

Все словно готовили великое событие, надеялись что-то изменить в их здешней жизни. Платон будто один помнил теперь про "Обсидановую бабочку" и даже про сокровища на Марсе.

Обитатели астероида целыми днями занимались созданием театра. И, хотя Платона уверяли, что ремонт "Обсидиановой бабочки" не прекращается, он не верил этому. Видел, что грандиозные работы вокруг, растущий энтузиазм, не имеют к летающей тарелке никакого отношения.