Сергей Смирнов - Без симптомов. Повести и рассказы

- Березу? - с дрожью в голосе сказал Игорь Козьмич и снова перевел взгляд на дорогу. - Не помню…

- Как же ты березу не помнишь? - даже рассердился Ремезов. - Вместе же качались.

- Не помню… Как утром бреюсь, помню.

«Бред, - подумал Ремезов. - Или разыгрывает?.. А почему он обязательно должен помнить березу? Я тоже не все помню. Психоз… Нет. Чтобы у Игоря психоз… Чушь… Но березу не помнить!.. Что с ним такое?.. Сорвался… Доначальствовался… А с виду вроде крепок». И, глянув на Игоря Козьмича, Ремезов еще раз прикинул, не пора ли увозить его в казенный дом. «А с виду крепок», - снова подумал он, вспомнив Игоря Козьмича в директорском кресле, но тут же недоумение рассеялось давним, детским воспоминанием… И в ссорах с заозерскими однофамилец частенько вспыхивал первым, взлетал, кидался молотить воздух руками, пихаться, как бычок, головой, а уже через минуту одному Ремезову оставалось держаться на ногах и, стискивая челюсти, отбиваться от наседавших числом заозерцев.

Ремезов представил, как санитары ведут размякшего Игоря Козьмича, - и ему стало стыдно, очень стыдно. Все это показалось ему позором и предательством. «Зря он пил», - подумал Ремезов и спросил однофамильца о самочувствии. Игорь Козьмич пожаловался на провалы в памяти, на «черноту в голове».

- …Как будто кто-то по потолку ходит, - сказал он.

- Ты устал. Сорвался. Надо успокоить нервы, - докторским тоном сказал Ремезов.

Игорь Козьмич помолчал в тишине и вдруг проговорил холодно, совершенно бесчувственно:

- Ты ничего не понял, главный эксперт…

- Чепуха, - уверенно ответил Ремезов. - Все анализы одновременно врать не могут. И потом таких симптомов не бывает.

- Ты ничего не понял, - снова проговорил Игорь Козьмич механическим голосом. - Вируса нет в организме. Организм для него - только мембрана, через которую надо проникнуть в память…

- Ну, это уже мистика, - пожал плечами Ремезов.

- У памяти нет иммунитета, - словно не слыша его, вещал, как медиум, однофамилец. - Память - среда, и которой он размножается… Ты можешь представить себе рак памяти?

- Но это же… - пробормотал Ремезов, теряясь. - Память ведь тоже - в клетках мозга. Не может же она быть где-то не в голове…

Игорь Козьмич шевельнулся и медленно вздохнул:

- Это старая история, - равнодушно сказал он. - Еще никто не находил на вскрытии ни памяти… ни довести… А тебя, - он обернулся к Ремезову, посмотрел на него невидяще, - тебя надо беречь. Тебя - в заповедник. Я не ошибся… Праведников зараза не берет…

Ремезов этим бормотанием, этим наговором сам был 1н половину загипнотизирован и, только услышав про праведника», встрепенулся, разогнал пелену.

- Ты ошибся, Игорь Козьмич, - громко сказал он, невольно надеясь, что ему наконец удастся развеять наваждение, встряхнуть однофамильца. «Вообще не надо было ему пить», - снова подумал он. - Я, с твоего позволения, не «праведник». Это у тебя - студенческий рефлекс на слово «Алтай». У тебя на Алтае и Тибете все - махатмы. А мне что Алтай, что Бологое - все равно. Главное - от тебя удрать. Да, я терпеть не мог Гурмина и не стал бы на него пахать… Да, я не смог работать, как на урановом руднике. Ведь он приказывал… Если б он по-человечески попросил… кто знает, может, и согласился бы. Не там, так здесь… Все равно в жизни без нашего советского риска не обойдешься… Короче, Игорь, в тьмутаракань я подался со злости и зависти. Сам себя утверждал - глядите, какой я хороший. Вот так, Игорь, если дело дошло до исповедей. Ты был прав: мне бы… в мою келью под елью да хорошую бы аппаратуру. Искусить меня легко, ты не думай. Да не тебе, слава богу.

Игорь Козьмич сидел неподвижно, вполоборота к Ремезову.

- Тетку Алевтину порасспросить бы, - вдруг сказал он. - Что она могла забыть?

- А что тетка Алевтина, - усмехнулся Ремезов. - Ей за семьдесят. У нее уже склероз, а не вирус. Она и так ничего не помнит.

- Все-таки ты меня не понимаешь, - с тихой досадой сказал Игорь Козьмич. - А может, ты и прав. Нелепая случайность: на меня комар сел, а на тебя - нет…

Он вышел из машины и постоял, оглядываясь по сторонам. Ремезов последовал было его примеру, но остался на месте, подумав о холоде снаружи и стремясь хоть как-то сопротивляться обстоятельствам.

- Темно… - сказал Игорь Козьмич, вернувшись и внеся с собой влажную хвойную прохладу. - Переночуем в машине. Ты не против?

Ремезов удивился и пожал плечами:

- Да мы вроде недалеко отъехали…

Машина между тем сдвинулась на обочину и уперлась в кусты. Игорь Козьмич опустил спинки передних кресел. Этому странному ночлегу Ремезов, однако, не удивился. Сколько ночей уже пришлось на самолет и «авиационный ангар»…