Юрий Иваниченко: Эдик - Валентин

Похоже, попал я в точку. Испугался парень. Ой, как испугался, чуть ли не на колени брякнулся, и вымолил две недельки - привести данные эксперимента в порядок и вообще. Ну и конечно, говорил о том, какая это странная материя - одаренность, по каким сложным законам развивается и как не сводится ни к чему ограниченному, конечному - поскольку человек бесконечен. Много чего он говорил, когда крики и истерики закончились, мы вдруг начали беседовать, как в недавние еще добрые времена; и верилось, что еще можно жить, и работать, и оставаться довольными друг другом. Всего из ночного разговора я не запомнил, да и не думаю, чтобы там все было так же ценно, как практически сделанное Эдиком. Теоретик из него не очень, это вам не оранжевое поле с четным теннисистом. Поэтому я уже не очень переживаю, что не помню всю логику его рассуждении о взаимном влиянии, о зеркальности структур, о последовательной мобилизации уровней сознания и о том, что по мере самоуглубления растет плотность внутренних событий, что в конечном итоге может привести к моцартовскому саморазрушению. Нет, не очень внимательно я его слушал - возможно, потому меня так ударило, когда я, по уговору, на четырнадцатый день вошел в мастерскую.

Два полотна: "Портрет девушки", выполненный _моими_ красками и на _моем_ полотне, т.е., с уверенностью идентифицированный любыми экспертами, и еще одна, совершенно очаровательная "ню" хорошо мне известной натуры.

Все прибрано, чисто, практически - никаких следов трехлетнего труда. Оборудование на месте, исправно. И письмо. Прочел я сразу - ничего там особого не было, и ничего нового тоже. Ушел в профессионалы, и Маша решила сопровождать его везде и всюду, хоть до самого последнего часа. Бывает. Разыскал я их - достаточно скоро, паспортный режим у нас, слава богу, хорошо поставлен. Все то, что написано было, услышал устно, на два голоса. И посмотрел на работы. Ну что сказать, влияние Седова, конечно, чувствуется, но теперь это - самостоятельный и, пожалуй, большой живописец. Все так: машина помогла ему только сломать барьер к себе, помогла пройти путь, обычно растягивающийся на десятилетия, за считанные годы. Но остался ли он моложе, или это стоило Эдику ровно тех же сил - вот этого точно сказать я не могу. Но подозреваю, что надолго его не хватит. Машка дура, ну да ладно, будет молодой вдовой - а там, глядишь, все образуется. Жаль только, что признания сам Эдик, видимо, так и не увидит: разве кому он сейчас нужен, если есть, скажем, Валентин Седов? Если на большом аукционе две седовские работы, чудом вынырнувшие из небытия и военного лихолетья прошлого века, идут по такой начальной цене, что перекроют мой заработок за десять лет?

И это только начальная цена...