Юрий Иваниченко: Выборный

- Надо, - сказал Федунов.- Но не с жалобы и не с партизанских действий. У тебя совесть заговорила - пусть и у остальных заговорит.

Сказал - и вышел из машины.

Глава 25

Улицы пустели.

Бессонная ночь, день, перегруженный потрясениями, событиями и разговорами, налили все тело болью и тяжестью. Глаза жгло.

- Я проиграл,- пожаловался Виктор комиссару Белову, едва различимому на заднем сиденье. Пожаловался своей совести, главной ее части. Тому, что приближалось много лет и вот, в эти короткие стремительные дни и ночи, обрело такой облик.

- Ну ты даешь!- возмутился Василий Андреевич.- Ничего ты не проиграл.

- А что выиграл?

- Дело выиграл,- со смаком выговорил Белов.

- Какое дело....- Виктор еще сбавил ход,- все равно не будет старого кладбища...

- Ничего. И на новое придут люди... Когда мы им понадобимся по-настоящему. А пока - пока...

- Что?

- Да прав этот обкомовский. Разучились по-настоящему думать, по-настоящему чувствовать. И то сказать - сколько били, сколько от самостоятельности отучали, что мозги полуребячьи... Но ничего. Никуда не денешься. Дети взрослеют, если их не убьют молодыми. А этого...

- Там, у вас, сведения точные?-как мог быстро спросил Виктор.

- Я бы тебе объяснил,- посетовал Белов,- да вот не положено... И слишком долго объяснять. А вот чувствуешь ты и так правильно.

- Толку-то...- сказал сам себе Виктор.

- Не поставь ты все вс^т так, резко, на карту - никто бы не шелохнулся. А так - есть дело. Есть начало.

Виктор помолчал, кусая губы, чтобы не заснуть за рулем.

- А теперь давай прощаться. Мне пора. Как знать, может, не скоро... сказал Белов, и Виктору показалось, что случилось невозможное: голос комиссара дрогнул.

- Куда ты,- зачем-то спросил Кочергин.

- Куда-куда... Сейчас - к выборным... А там и на Солонцы. С новой компанией знакомиться...

- Может, я что-то еще могу?

Виктор почувствовал, что Василий Андреевич улыбнулся. И, кажется, сказал:

- Сирень мне посади на Солонцах. Белую. Очень люблю, понимаешь... А ты у меня один остался.

Тихо-тихо Виктор проехал еще сто метров, зарулил во двор и, едва выключив зажигание, бессильно повис на баранке.

В ту же секунду он уснул и провалился в бездну, и все глубже и глубже погружался в страшное, никогда не испытанное одиночество, в котором нет и никогда не будет глаз, и рук, и волос дорогой, единственной, истинного смысла бытия...

- Папа, ты спишь, что ли?- спросила Наташа.

- Да,- прошептал Виктор, не двигаясь,- чуть-чуть...

- Ну так давай пойдем в дом...

- А если не сплю?- спросил Виктор Кочергин, поднимая голову.