Александр Тесленко - Дождь

— Писатель? А как его зовут?

— Не помню точно. Кажется, Алекс Рилл…

Ольда внезапно рассмеялась звонко и неудержимо:

— Говоришь, Алекс Рилл?

— Кажется.

— Это же мой отец.

— Правда? А мать у тебя кто?

— Мама у меня химик. А твоя?

— Моя была певицей… Марта Урбан…

— Прекрасный голос. У отца есть три диска записи. Она погибла?

— Да… Мне тогда всего семь лет было…

«Дорогой Дасий!

Можешь удивляться, но я боюсь выходить из гостиничного номера. И боюсь не за себя. Странное состояние у меня сейчас. Всего несколько часов назад, когда мы разговаривали у тебя в бульерной, я вроде бы, не замечал ничего особенного, хотя какое-то подсознательное раздражение, видимо, копилось. Сегодня четвертый день моего пребывания в Белоозере… Вроде бы продолжаю все воспринимать и рассуждать так, как и раньше, но… тело мое равнодушно к любым проявлениям разума, оно словно само по себе, пытается что-то делать, куда-то стремится и… Прими, Дасий, эту мою «исповедь», как сеанс лечебного самоанализа. Мое тело переполнено непонятным желанием разрушать, разрушать все подряд — словом, мыслью, руками, всем своим существом… Я боюсь выходить из номера. Тело не подвластно мне. Но пока удается лежать на диване и лишь представлять (эти видения возникают невольно), как я бью, чуть ли не убиваю себе подобных за их тщедушность, серость, как разбиваю свою «Юлиору»…

Странное состояние, Дасий. Только теперь я понимаю всю серьезность твоих предположений. За окном сеет и сеет дождь. Все такое серое, безликое, однообразное, навевающее безразличие… Мне стыдно, Дасий, что это я — создатель этой слякоти, создатель пресыщенного безумия. Я подарил белоозерцам море энергии, возможность осуществить любую прихоть… И этим самым отобрал у них СОЛНЦЕ; и что ужасней всего — мог отобрать его и у всей планеты. Я — создатель, творец пресыщенного безумия, Дасий. Сознаюсь. Если я приду к тебе в бульерную, не пускай меня… Я ее уничтожу, свою «Юлиору»… Необходимо максимально ускорить работу комиссии. Хотя мне и без выводов комиссии все ясно. «Юлиору» нужно остановить. Но нужна и официальная санкция. Заранее надо проинформировать все население, чтобы избежать возможных недоразумений, связанных, на первых порах, с энергетическим кризисом… Я знаю, что приду, приду непременно! Я уничтожу ее! Не пускай меня, Дасий!»

Писатель Алекс Рилл вернулся домой из клиники, где уже второй месяц собирал и готовил материал для нового романа.

Стоял у окна и смотрел сквозь морось на соседний дом, казавшийся размытым рисунком, поцарапанным, многократно демонстрировавшимся фильмом. Тихо. Сыро… Двадцать седьмой этаж. На улице смеркается. А где-то за необозримой дождевой толщей, позади туч солнце садится за горизонт.

Рилл достал из кармана диктофон, включил одну из бесед с профессором Григорием Завирой:

«Как я заметил, вы большую часть своего времени проводите в клинике, профессор».

«Вполне возможно. Я не подсчитывал. Но, безусловно, именно в клинике я нахожу истинное счастье».

«Скажите, сегодняшняя операция отличалась чем-то от других, проводимых ранее, или все было привычно и заранее предусмотрено?»

«А ваш будущий роман будет чем-то отличаться от предыдущих?»

«Согласен. Мой вопрос нескладен. Но вы меня поняли?»

«Пойдемте лучше выпьем боро, Алекс. И там продолжим. Я немного устал…»

Освещенные окна противоположного дома были похожи сквозь мокрое стекло и дождевые нити на разбухших оранжевых пауков. Где жена? Задержалась на работе? Ольда, кажется, сегодня в ночной смене…

«Знаете, Алекс, я немного с пренебрежением отношусь к писателям. И не скрываю этого… Они — невежды».

«Профессор, вы тоже написали две книги, и я вправе назвать вас писателем».

«Вы читали мои книги?»

«Безусловно».

«Так разве я пишу так, как пишут писатели?»

«Нет, не так…»

«Вот видите!»

«Вы пишете намного хуже. Ваши книги, к сожалению, не имеют никакой литературной ценности. Если б они принадлежали другому человеку, никто и никогда не подумал бы их чит…»

«Вы обиделись, Алекс, так как я назвал писателей невеждами. Ха-ха-ха… Ну, простите. Вы, вижу, из зубастых. Интересно, вы всю жизнь были только литератором, Алекс?»

«Вообще-то, да. Но у меня гуманитарное, медицинское и техническое образование. Три года я работал врачом в клинике Буля. Был водителем тяжелого триангуляра на строительстве. Имел три персональных выставки оригинальных декоративных работ».