Максим Фрай - Энциклопедия мифов (Том 2)

- Ты тогда тоже переполошился, - вздыхает Веня. - А я не мог понять: почему? И сейчас не очень понимаю. Смешно ведь. Мы про нашего мертвого фотографа почти забыли, а тут такой сюрприз! Есть одна, как мне кажется, вполне разумная версия, но тебя она почему-то не устроила.

- Какая версия?

- Что автор этой книжки был когда-то на нашей выставке. Упер каталог. А потом, несколько лет спустя, решил, что имя покойника вполне может украсить еще одну обложку... И то верно: должно же ее хоть что-то украшать!

- Хорошая версия, - соглашаюсь. - Логичная. Если она меня не устроила, значит... Значит, была у меня, в голове дырявой, некая дополнительная информация. В компьютере и в бумажках ничего на эту тему нет. Жаль.

- Там какие-то посторонние люди указаны в качестве обладателей копирайта. Тогда, весной, ты решил их разыскать. Удалось тебе это, или нет - не знаю. Ты не рассказывал, а я не спрашивал, ибо занят был. Да и виделись мы реже, чем хотелось бы. Совсем не виделись, если называть вещи своими именами... Нет, лучше так: если называть вещи. И все, точка.

- Пусть будет точка, - соглашаюсь рассеянно. - И что - это все? Больше ничего не знаешь? Книжку-то хоть читал?

- Начал было... Прочитал пару страниц, не покатило.

Вид у Вени при этом виноватый. Словно бы это, и правда, моя книжка. Будто он хвалить ее должен. Идиотская ситуация.

- То есть, ерунда? - уточняю.

- Да говорю же тебе: не знаю. Не покатило, и все. А после двух страниц мнение составить невозможно.

- Ну да... О чем хоть?

- Фентезюха, кажется... Да что ты меня расспрашиваешь? Дома сам почитаешь.

- Стрёмно мне, - признаюсь неохотно. - Сам не знаю, почему, но... Жуть!

- Ну, у тебя сейчас период жизни такой стрёмный, - успокаивает меня Веня. - И у меня тоже. За компанию. Поэтому давай хоть пожрем спокойно, а?

- Давай, - вздыхаю. - По крайней мере, стоит попробовать...

Глава 38

Один

Один под видом странника Гримнира, захваченный в плен <...> мучился между двух костров...

Потом уже, вечером, когда Веня доставил меня домой и отправился на некое, кажется, романтическое свидание, я довольно долго не решался открыть книжку.

Сперва от корки до корки прочитал газету, в которую она была завернута.

Добив первую полосу, понял, что газеты я ненавижу - все, огульно, без разбору, как культурное явление, как повод для создания определенного рода текстов, как принцип их организации. Однако в сторону не отложил. Куда там! Обеими лапками вцепился в спасительное чтиво: обладание газетой словно бы каким-то непостижимым образом давало мне право оттягивать момент, когда придется открыть книжку под названием "Лабиринт". Именно что "придется". О таких понятиях, как "желаю", "жажду", "не терпится", - и речи не шло.

Я прекрасно понимал, что на самом деле не хочу получать ответы на бесчисленные свои вопросы. Что мечтаю оставить все как есть. Выбросить проклятую книжку в мусоропровод. Выпить коньяку и лечь спать. Проснуться, позавтракать, как-то скоротать время до вечера. Пожить еще недельку-другую у доброго дяди Вениамина, потом снять квартиру, спрятать блокноты, фотографии и прочие свидетельства забытой старой жизни куда-нибудь на антресоли, занять себя какой-нибудь полезной высокооплачиваемой деятельностью, с девушкой хорошей познакомиться и...

И?

Да какая, к чертям собачьим, разница, что там, после союза "и"? Мне бы намеченные планы воплотить, спокойно, последовательно, без метафизических помех, а там - видно будет. Но, в то же время, было совершенно очевидно, что ничего у меня не получится. Я знал, что сейчас потяну еще время: ну, полчаса, в лучшем случае, час, а потом открою книжку, прочитаю ее от корки до корки, и...

Ох! Даже если окажется, что она не содержит ни крупицы интересующей меня информации, буду копать дальше, звонить в издательство, искать настоящего автора, выяснять, почему придуманное мною когда-то имя оказалось на обложке, тыкаться во все темные углы, пока не узнаю... Не узнаю - что?

Ответ на этот вопрос не поддавался формулировке, но, определенно, существовал. А мое желание докопаться до истины походило на настоятельную потребность гусеницы свить кокон: невозможно противостоять зову собственной природы. Не факт ведь, что гусеница хочет, мечтает, торопится стать бабочкой. Возможно, ей так же страшно, как мне. Но она не может иначе.

Вот и я.

Открыл.

Наконец.

Книжку.

Глава 39

Ой Иясе

Ой Иясе ночами, невидимая, бегает по дому, шуршит, плачет, всячески беспокоит людей.

И прочитал: "Никогда не знаешь, где тебе повезет..."