Наталья Караванова: Муравей

До лесничества от фермы Викентьевых всего четверть часа ходьбы. Саня за неделю выучил ее, как азбуку, сроднился с ее извивами, стоячими лужами, лягушками в низине у самой реки, соснами, стрекозами, солнцем. Дорога то ныряла под кроны, то пересекала ясные поляны, где живет земляника. По дороге ходят редко — она не ведет дальше лесничества, раньше по ней военные машины ходили до объекта, но теперь повертка к старым корпусам перегорожена высокими воротами с колючей проволокой. А за проволокой — такое же лето. После повертки дорога становится Щже, там даже в колеях растет трава.

Потом, дальше, под лапами лесными кроме осоки и мха водятся белки, боровики и грибник-горожанин дядя Леша. Дядя Леша глубоко в лес не заходит, боится заблудиться. Но грибов хватает и вдоль обочин дороги. Сане иногда хочется присоединиться к грибнику. Вот и сегодня — серое пальтецо сквозь стволы, взмах ладонью, приглашение "по лисички" за вырубку. Саня, чтобы не обижать пожилого человека, всегда отвечает, что "в другой раз".

Лесничество расположено в большом деревянном доме с кирпичным фундаментом, с четырехскатной крышей и рядом просторных окон со ставенками. Немного странно видеть эту постройку в окружении леса, особенно, если учитывать притулившийся рядом кривобокий автомобильчик, дровяной сарай, и плантацию анютиных глазок у крыльца. Цветы разводит Маша.

Саня привычно взбежал по лесенке, толкнул дверь. Поворот направо, пустующая проходная. Большая комната с русской печкой и обшарпанной мебелью — каждый притащил из дома, чего не жалко. Была бы возможность, Саня поселился бы прямо здесь…

В комнате за столом сидел лесник Юра Орехов, пил кефир из полулитровой бутылки, и разгадывал кроссворд.

— Привет, — сказал Саня, — а где все?

— Все ушли… скажи, что такое "песня без слов" вторая "е", семь букв?

— Маша тоже ушла? Проверь — "музыка"… или "мелодия"…

— О! "мелодия" подходит… Маша первая ушла. Там щенков принесли…

Саня расстроился.

— Что же ты сразу-то не сказал?! Я бы тоже сходил…

— Не… на… что… там смотреть. Два звереныша, милые, но ведь волк всегда волк. Сколько бы ему месяцев ни было.

— Юр, я схожу, ладно? Минута же всего…

— Ничего себе, минута. А дежурить кто будет? Дядя Федор?! Или, может, я?

— Трудно, да?

— Саш, мне, правда, идти надо. Я только тебя ждал. Серьезно. Не обижайся.

Саня сел на шаткий табурет за тот же стол.

— Да, ладно, не обижаюсь. Просто хотелось взглянуть. Я еще в жизни живого волка не видел.

Юра вздохнул. Он был большой, бородатый и добрый. Из тех редких людей, которые совершают подвиги ради науки, не умеют отказывать друзьям и, как правило, бывают брошены женами. Юра сказал:

— Ладно уж, иди, смотри. А то я буду виноватым, если ты живого волка не увидишь…

— Юра, ты настоящий друг! Я пять минут, ладно? Может, уже и поздно…

— Может, и поздно. Ладно, гуляй.

И Саня побежал. До вольера было не так и близко — почти километр.

В другой точке вселенной, в комнате с сиреневым светом и желтыми занавесками собрались четверо. Они сидели в глубоких черных креслах из искусственной кожи. Где была та комната, не важно. В другой точке. Сиреневый свет делал масками их лица, четверо не разговаривали. Точней, они изредка кидали друг другу разные фразы.

— Сколько человек?

— Больше, чем обычно. Я бы сказал, сотни две. Иначе Оскар не включил бы тревогу.

— Три тысячи двадцать пять.

— Не может быть.

— Я врать не буду. Американцы давали сводку по локальной линии. Граница ошибки теперь сместилась на пять пунктов.

— Плохо.

— Не просто плохо. Эта ситуация ставит под вопрос саму необходимость существования нашего центра… тихо! Кажется, идет…

Усталый высокий старик, худой, как вешалка, прошел от входа в комнату, а у комнаты был вход, окно, стол и лампа на столе, к центру, остановился там, и прокашлялся. Не потому, что у него кашель, а чтобы привлечь внимание.

Один из четверых не выдержал, спросил:

— Нашли? — Это был тот, кто точно знал население исчезнувшего сценария.

— Да, — старик не выглядел довольным. Скорей уж, в его голосе читались и поражение, и безнадежность.

— Где?!

— Я по порядку, можно?

Старик оперся колючими локтями о стол. Лампа и его лицо сделала гипсовой маской.

— Во-первых, доказано, что пацан действительно существует…

Один из сидящих в креслах брезгливо поморщился. Старик заметил, но не стал делать замечания, потому что поморщился директор центра. Вместо этого он сказал: