Элейн Каннингем - Хелен

- Нет.

- Но он сказал вам, почему остается дома?

- В то утро он чувствовал себя усталым. Мой муж был христианин...

Она захлопнула дверь. Судья Ноутон был неприкосновенен. Я вернулся к убийству, но подвергнуть сомнению её показания так и не смог. Тогда я снова взялся за судью Ноутона.

- Вы помните тот случай, когда в вашем доме впервые побывала полиция?

На этот раз судья Харрингтон не выдержал.

- Я не потерплю такое поведение, мистер Эддиман. Еще одна подобная выходка - и вы будете отстранены от защиты.

Вдова уже превратилась в мученицу. Присяжных я уже начал раздражать. Я закончил допрос миссис Ноутон, и в заседании объявили перерыв. Обвинение было предъявлено, а я так ни за что и не зацепился.

* * *

Мы с Хелен съели по сандвичу в комнате для защитников. Поначалу мы молчали, а надзирательница, Красотка Шварц, пристально следила за нами, стоя в дверях. На Хелен суд пока никак не сказался. Кожа её сохраняла прежний здоровый оттенок, глаза сияли, а пухлые губы оставались ярко-алыми, даже не тронутые помадой. Внезапно Хелен порывисто наклонилась ко мне и легонько поцеловала в щеку. Я окаменел. Сердце бешено заколотилось.

- Почему? - только и выдавил я. - Зачем ты это сделала?

- Потому что... О, Блейк, мне так вас жалко.

- Жалко?

- Словами это не выразишь. Что я пытаюсь сказать, Блейк?

- Не знаю. Как не знаю и того, что делать дальше.

- Ничего, Блейк. Вы бессильны.

- И должен позволить тебе умереть? Ты этого хочешь?

- Да.

- И ты не боишься?

- Нет, нисколько. Послушайте, Блейк, давайте не будем говорить о смерти. Вам ведь сейчас придется выстраивать какую-то линию защиты, да?

- Да - и я могу победить. Мне нужно лишь одно - чтобы ты встала и рассказала правду про Ноутона. Тогда мы сможем сыграть на самообороне, на внезапном порыве, вызванном желанием отплатить ему за издевательства и пытки...

- О, Блейк, неужели вы до сих пор настолько меня не знаете?

- Нет!

- Ноутон. Вечно вы, люди, пытаетесь возвести зло в фетиш. А ведь все это просто мелко и пакостно.

- Но ты согласна дать показания?

- Нет. Это слишком скучно и противно.

- Скучно!

- Да, Блейк.

- О Господи, что же мне с тобой делать! - вскричал я. - Все это просто безумие - твоя мать, немецкий язык, сифилис и инсульт! Бред какой-то...

Хелен посмотрела на меня и сочувственно покачала головой.

* * *

Доктор Сэнфорд Хаймен, возглавлявший психиатрическое отделение главной больницы Сан-Вердо, отличался крайней худобой и почти непрерывно курил. Поздоровавшись со мной в своем кабинете, он посочувствовал мне.

- Я представляю, что такое судебное заседание, - сказал он. - У меня у самого такое ощущение, что я тоже постоянно вершу суд.

- Вы уделите мне десять минут?

- Даже пятнадцать, - великодушно предложил он. - Хотя, если я верно догадываюсь, за чем вы пожаловали, нам столько не потребуется. Курите? - Я отказался, а он закурил; тонкие пальцы, испещренные желтоватыми табачными пятнами, заметно дрожали. Перехватив мой взгляд, он сказал: - Да, я нервный, слишком много работаю, недосыпаю, плохо питаюсь, да и дымлю, как паровоз. В отличие от неё - у неё руки не дрожат и она не курит. Я, между прочим, бросал курить тридцать шесть раз. Я специально считаю, потому что рассчитываю когда-нибудь написать на эту тему статью. Марк Твен, знаете ли, уверял, что нет ничего проще, чем бросить курить - лично он проделывал это не меньше пятидесяти раз.

- Вы её обследовали?

- Да. Чарли Андерсон пригласил меня заглянуть в тюрьму и поболтать с ней - не формально, а просто так, чтобы у меня сложилось определенное впечатление.

- И что у вас сложилось?

- Довольно многое. Видите ли, мистер Эддиман, грамотному психологу вовсе ни к чему прибегать к тестам и прочим выкрутасам, чтобы понять, с кем он имеет дело. Возможно, сейчас я скажу вам кое-что лишнее, но тогда мне показалось, что Чарли Андерсон был бы рад, узнав, что она сумасшедшая.

- И?

- Вот к этому я и клоню, мистер Эддиман. Она находится в куда более здравом уме, чем мы с вами. Это необычайно привлекательная и умная женщина. У неё потрясающее самообладание.

- Но она хоть отличает добро от зла? - не выдержал я. - Может быть, она на этом чокнулась?

- Нет, - вздохнул доктор Хаймен. - Да и потом, кто знает, где проходит грань между добром и злом? Разве мы с вами это знаем? Любому разумному человеку ясно, что вешать женщин - зло. И что из этого? В нашем штате это зло узаконено. В том самом штате, заметьте, который треть своих доходов извлекает из игорного бизнеса и проституции - другого признанного зла. Так что все это - разговоры, мистер Эддиман. Или басни, вроде голливудских сказок.