Виталий Каплан - Отработанные

- Не бойся, у нас тут классно! - подбодрил новичка Кирилл. Привыкнешь. Главное, ни уроков тут, ни киллеров, ни прочих глупостей...

- И зубы можно не чистить! - высказался Лэн. Нонова метнула в его сторону осуждающий взгляд и уже открыла было рот...

- У вас там, значит, февраль? - деловито поинтересовался Антон.

- Не, март, - отозвался пацан. - А что?

- А то, что шкур на тебе нацеплено... - объяснил Антон. - А у нас тут двадцать семь по Цельсию. Ныне и присно, и во веки веков. Так что давай, скидывай одежку-то. Вон, на ребят посмотри, - кивнул он на прожаренных солнцем Лэна с Кириллом. - Здесь у нас так ходят. Как бы тропики, блин...

- Я... - тихо прошептал Егор, - я не знаю. Я лучше домой... Можно?

- Нельзя, Егорушка, - печально проговорил Чингиз, жестом останавливая готового отпустить сомнительную шутку Антона. - Увы, отсюда не возвращаются.

- А почему? - смаргивая навернувшиеся слезы, спросил пацан.

- Потому что ты отработан, - сухо пояснил Чингиз. - Как и все мы тут.

- А что значит отработан? - хмуро спросил Егор, подозрительно шмыгнув носом.

- Вот что, пойдем, погуляем, я тебе дорогой все объясню. - Чингиз положил мальчишке руку на плечо и повел куда-то вдоль прибрежной полосы.

На западе еще расплывалось рыжее пятно, капля томатного сока на чернильно-синей скатерти неба, но темень уже обволакивала остров, сухая, беззвездная и безлунная. Просто синева, незаметно становящаяся чернотой.

- Молодежь, кончай дуться, занялись бы костром, что ли, - миролюбиво предложил Падла. Он не глядя хлопнул присосавшегося к волосатой ляжке комара и высказался в пустое, душное пространство:

- Ничего, привыкнет пацан. Все мы через это прошли. В конце концов, могло быть и хуже.

- Почему хуже? - сейчас же вклинился Кирилл. - Разве бывает хуже?

- Бывает, - заметил Падла. - Растаяли бы, и все дела.

Игорь мрачно усмехнулся.

- Ты и в самом деле полагаешь это худшим вариантом?

Откинув наползающую на глаза седую прядь волос, он отвернулся в сторону моря, пытаясь что-то разглядеть за иссиня-багровым рубцом заката.

- А разве нет? - неожиданно миролюбиво заметил Падла. - Имхо, лучше икстишка, чем "Агат". Другие вон растворились. Типа мороженого во рту... Нам, ребята, еще повезло, Автор достался более-менее, с некоторой фантазией. Что, скажете, плохой остров слепил?

- Все-таки какая-никакая, а жизнь... - деликатно кашлянув, согласился с ним профессор. - Да, раньше нам всем было лучше, но поймите, молодые люди, нельзя же вечно кататься с горки... Наступает пора возить саночки.

- Аркадий Львович, - мрачно перебил его Игорь, - знаете, в чем неустранимый порок вашей философии? Вы способны оправдать что угодно, где угодно и когда угодно. Господи, да ведь мы тысячу раз все это обмусоливали. И я тысячу раз вам говорил - прощать Автору свинство не намерен. Я не просил этого курорта, меня вполне устраивала тихая, уютная смерть от атомарника. Ну неужели вы не понимаете - стыдно брать подачку. Там мы жили по-всякому, пускай иногда и плохо, но знали, что мы - настоящие, и все вокруг нас настоящее. Верили, дрались, любили, трусили - все было истинным. И насколько милосерднее было бы просто вычеркнуть нас. Если уж он никак не мог не придумывать. Так нет же, этот лауреат полкило булыжников подарил нам списанный остров. Вместе с сознанием нашей иллюзорности. Он, наверное, пьян был, скотина.

Зальцман вновь принялся протирать очки - похоже, ему просто необходимо было чем-то занять руки. Низенький, худой, он напоминал сейчас подростка, за минуту постаревшего на шестьдесят лет. И лишь окаймляющие лысину снежно-седые пряди разрушали иллюзию.

- Игорь, дорогой, мы и в самом деле тысячу раз все это обсуждали. И вы тысячу раз отказывались меня понять. Что ж, давайте начнем в тысячу первый. И прежде всего - откуда взялось это деление - настоящая жизнь, квазижизнь? Никто еще не опроверг старика Декарта. Мыслю - стало быть, существую. Вот и мы поскольку мыслим, то и существуем, живем... Я не считаю остров иллюзией большей, чем Ботанический сад, где в меня всадил несколько пуль этот довольно странный молодой человек.

Вы говорите, унизительно? Позвольте, коллега, никто не может унизить меня, пока я сам не растопчу свою душу. Автор, говорите? Во-первых, все это не более чем предположение. Да, каждый из нас смутно вспоминает нечто, да, из этих фрагментов складывается довольно занятная мозаика. Но с неменьшим успехом можно выдвинуть и иные версии. А даже если и принять в качестве рабочей гипотезы... Тогда получается примерно так. Мы для нашего Автора всего лишь плоды его натренированной фантазии, о нашей реальности он, бедняга, и не подозревает. Он придумал нас? А если все наоборот и это мы придумали его? Или есть некто, кто сочинил и его, и содержимое его грез, то есть нас? А может, воображение и реальность - лишь разные измерения чего-то единого, непостижимого нашим рассудком? Может, наш Автор ничего и не сочиняет, а просто инициирует уже существующие виртуальные вселенные? Грубо говоря, он давит кнопки на компьютере, но компьютер-то изобрели другие. Просто он оказался в нужное время в нужном месте. Так чего же на него злиться? Кому от этого станет лучше? Да, он выкинул нас из головы, выкинул сюда, на остров. Так он никогда и не верил в нас по-настоящему. А представьте, он все понял и осознал? Вам его не жаль, Игорь? С ума ведь сойдет человек. В лучшем случае сопьется. А то и как один из твоих старших друзей, мальчик, - сухоньким пальцем он неожиданно ткнул в притихшего Кирилла. - Творческие люди, они непредсказуемы. И, кстати говоря, что тогда случится со всеми нами? Впрочем, и это не главное. Поймите, Игорь, я философ, я не могу давать волю эмоциям, мой долг - рассмотреть проблему профессионально...