Герберт Циргибель - Иной мир

Снова стало тихо. Они вдруг услышали, как кто-то тихо переговаривался. Кто-то засмеялся, другой призвал его к спокойствию, пока мужской голос не заглушил все: «Говорит Гиула. Проклятый космолет! Проклятая Вселенная! Я хочу вырваться из этой развалюхи! Почему вы прекратили на искать? Вы хотите провести на нас опыты? О, жалкая собачья жизнь!.. Я больше этого не выдержу, я хочу вырваться отсюда… Соня, я больше не могу…»

Всхлипывание прервало запись. Роберт Эрдсли невольно посмотрел на своего спутника, но это всхлипывание исходило из динамика. Дэвид Хантер сидел неподвижно и, вытаращив глаза, пялился на магнитофонную пленку. Женщина успокаивающим голосом обратилась к говорящему. Затем прозвучал голос мужчины, снова четко и ясно. Мужчина говорил: «Говорит Роджер Стюарт. Наших пищевых запасов хватит еще немногим больше, чем на семь месяцев. Возможно, этот или другой космический зонд найдут вовремя. Эта надежда еще поддерживает во мне жизнь. В последнем зонде, который мы катапультируем, находится мой дневник. Он не предназначен для опубликования. Я оставляю эти наброски Институту Космических Исследований. Если мой сын Седрик еще будет жив, когда эта пленка попадет на Землю, то я прошу считать эти слова моим завещанием: Седрик, мой любимый мальчик, мы до последней секунды боролись со смертью. Используй сон, прекрасный сон, который мы называем жизнью; в этой Вселенной есть только одна эта жизнь, и она имеет смысл лишь на Земле. Проснувшись, возрадуйся всему тому, что может предложить тебе Земля. Только теперь я знаю, что мы потеряли. Моя надежда ничтожно мала. Я доверяюсь, как и мои спутники, безжалостному случаю. Пусть другие, которые последуют за нами, воздержатся от такого путешествия. Я обнимаю тебя, мой мальчик, в мыслях я с тобой…»

Пленка закончилась, узкая полоска развевалась вокруг катушки, пока Эрдсли не выключил прибор. Очень долго царило молчание. Потрясенные этими бездыханными причитаниями, отчаянным криком, они оба безвылазно сидели в своих каютах и у них не было слов. Прозвучал голос из динамика: «Мы все поняли — на пленке есть еще что-нибудь, или снова были только эти четверо?»

Эрдсли проинформировал центр. Он сказал, обратившись к своему спутнику: «Не принимай это близко к сердцу, Дэвид, но я начинаю беспокоиться при мысли, что с нами могло приключиться нечто подобное».

— Если бы им только можно было помочь, — сказал Хантер, — я был бы готов еще раз выйти в космос. Что им пришлось выдержать!

Из центра поступили данные для программного управления. Они сильно отклонились от заданного курса из-за акции спасения. «Darling of Stars» через десять дней должен был совершить посадку на Земле.

— Еще десять дней, — повторил Эрдсли.

Дэвид Хантер не ответил. Теперь они должны были посвятить себя решению собственных проблем, потому что их космический корабль все еще удалялся от Земли, которая указывала им дорогу в тишине ночи.

Когда через десять минут включились двигатели и «Darling of Stars» начал маневр перемещения на новую траекторию, они не сводили взгляд с иллюминатора. Они оба думали об одном и том же, но второй признак жизни «Чарльза Дарвина» не попадал в их поле зрения.

Котловина Камбо состояла из двух просторных долин. Стартовая площадка занимала малую часть этого пространства, которая было в поперечнике полтора километра. На расположенной спереди самой большой равнине находились административные здания, жилые помещения, ремонтные мастерские, подземные склады топлива и Центр управления полетами. Вся долина была окружена отвесными выпирающими скалами, которые были хорошей защитой от нежелательный воздействий погоды. Стартовая площадка находилась на высоте тысяча семьсот метров над уровнем моря. Отсюда в воздух поднялся «Чарльз Дарвин. Недалеко от этой стартовой площадки также находился обелиск, который напоминал о трагедии «Дарвина».

Антенные мачты и краны возвышались в безоблачном небе, автоцистерны катались по местности, и рабочие в светлой одежде деятельно сновали туда-сюда между кранами. В середине стартовой площадки находилась платформа. Две стройные башни поддерживали цилиндрический корпус, который был заострен сверху словно карандаш и возвышался над всем. Этот гигантский карандаш был «Йоханнес Кеплер».

Немногие избранные, которым было позволено взглянуть на космический корабль с соответствующего расстояния, пользовались полевыми биноклями, чтобы рассмотреть детали. Они видели, что могучий металлический корпус в верхней трети был закрыт лепестками величиной с ладонь, которые блестели в солнечном свете словно зеркальная поверхность. Функция этих подвижных жалюзи была ясна зрителям, а тот, кто еще не знал о ней, узнавал ее из уст главного инженера, который обращал внимание на то, что теперь лепестки медленно раскрывались. Эффект был ошеломляющим. Зеркальная поверхность пропала, остался только темно-синий слой, который покрывал весь корабль. Этой простой механической манипуляцией можно было по необходимости отражать солнечный свет, и это позволяло достичь определенной теплорегуляции снаружи.