Герберт Циргибель - Иной мир

Под этим зовом о помощи стояли четыре имени. Под ними числа и данные, которые указывали на характер изменения орбиты «Дарвина». Хантер и Эрдсли переглянулись.

— Официальное заявление с небес, — прошептал Эрдсли. — Или из ада.

Центр вышел на связь. Они хотели еще раз услышать текст и числовые данные.

— Здесь дело нечисто, — сказал Эрдсли и перекрестился. Он делал так перед каждым возвращением на корабль.

— Святая Мария-Богородица, девять или десять месяцев назад предполагали, что они разбились на Луне! Как это возможно?

— Боб, — прошептал Хантер, — возможно они даже находятся рядом с нами? Зонд был в пути двадцать три дня.

Дэвид Хантер посмотрел в иллюминатор, словно там в любой момент мог появиться «Дарвин».

Они могли бы с легкостью установить на основе приведенных данных, что пострадавший космический корабль не мог находиться рядом с ними. Но они сейчас не были в состоянии провести расчеты. Их также не удивило то, что говорящий с Центра управления вышел на связь и сказал им, что согласно данным «Дарвин» находился на расстоянии примерно сто тридцать миллионов километров от них. Это было почти расстояние от Земли до Солнца. Оба не сводили глаз с чисел и едва понимали говорящего из Центра управления. Он призывал их следить за приборами и контролировать изменение собственной орбиты. Затем он осведомился о прочем содержимом. Эрдсли извлек кассету и открыл ее. В ней лежала магнитофонная пленка. Они оба были настолько потрясены, что говорящий с ЦУПа пришлось несколько раз повторить свой вопрос.

— Слова мертвецов, — сказал Эрдсли, — я не понимаю этого, им поставили памятник, их официально похоронили — даже присутствовала делегация от наших. По официальным заявлениям все шестеро лежат в обломках своего космического корабля на Луне — как это возможно?

Дэвид Хантер смотрел на пленку, словно видел перед собой ядовитую змею.

— Проклятье! — вырвалось у него, — они живут и надеются, а мы не можем им помочь!

Он вызвал центр и сумбурно сообщил о том, что чувствовал. Впервые у Дэвида Хантера сдали нервы. Эрдсли еще никогда не видел своего спутника в таком состоянии.

— Они умрут! — подавленно кричал Хантер. — Кто доберется до них за такое короткое время?

— Еще семь месяцев, Дэвид, — сказал Эрдсли.

— Сто тридцать миллионов километров — как туда можно попасть? Нет, их нельзя спасти…

Он простонал от такого неожиданного открытия.

— Предоставь это им, Дэвид, — с утешением сказал Эрдсли, — что-нибудь уже предпринимается. С нами могло бы случиться также. Что им теперь толку от их современного космического корабля? Не хотел бы я сидеть в их ящике. Я возложу им двадцать венков из роз, сразу как только у нас снова будет твердая почва под ногами.

Дэвид Хантер хотел поставить пленку, но он был слишком взволнован. Эрдсли сделал за него эту работу.

— Сейчас мы узнаем все поподробнее, Дэвид, но может быть сначала нам следует прослушать пленку внизу. Я себя неважно чувствую здесь. Никто не знает, когда накатят…

— Включай, Боб, — приказал Хантер.

Эрдсли соединил устройство прослушивания с передатчиком. Теперь Центр мог слушать вместе с ними. Он кивнул своему спутнику и включил. Пленка пошла. Секунды ничего не было слышно, затем прозвучали обрывки слов. Кто-то сказал: «Пленка пошла, говори». Через секунду они услышали глубокий вздох, затем женский голос. Это был непривычный звук в их металлических стенах, но его было слышно так четко, словно говорящая стояло непосредственно рядом с ними. Женщина сказала: «Говорит Соня. Мои слова больше не дойдут до Земли; все же я хочу посвятить их тебе, любимый. Мы продержались столько, сколько возможно. Я не забыла тебя, мои мысли всегда были с тобой. Я знаю, любимый, что ты считаешь меня мертвой. Это правда, это существование больше не жизнь. Наш космический корабль стал звездой среди звезд, другим миром со своими собственными законами и понятиями морали. Если моим словам суждено когда-нибудь дойти до тебя и если у тебя еще есть наша маленькая книжечка, в которой мы так часто записывали наши мысли, то добавь в нее эту мою последнюю весточку: „Мы были искоркой и хотели воспламениться; ветер нес нас в вечность. Из искры возгорелась звезда, видная всем и всем хорошая.“ — Прощай, любимый, прощайте, люди. Нам осталась только память, единственный рай, из которого никто не может изгнать нас».

Эрдсли и Хантер слушали с сжатыми губами; они боялись вздохнуть. Женский голос затих, но в их ушах все еще разносились эхом ее сотрясающие слова. Из динамика послышалось кашлянье, затем послышался тонкий, высокий мужской голос: «Говорит Чи. Наступит время, когда для нашего спасения будут предприняты какие-нибудь меры. Я не потерял надежду. Теоретически зонд номер один должен был бы приблизиться к Земле примерно через тридцать-сорок дней. Сейчас нет смысла говорить много. Папа, мама! Я передаю вам привет. Не оплакивайте меня. Я радовался жизни, но я бы всегда шел всегда этим путем, путем к звездам… Прощайте, Прощайте все. Если я еще могу высказать желание, то это: Сохраните мир на Земле — во Вселенной нет планеты лучше…»