— Возможно, — сказал Чи, — возможно и нет. Но даже если жизнь всего лишь сон — почему мы должны его отбрасывать? Разве не есть смысл в том, чтобы хорошенько и красиво обустроить Землю и наслаждаться этим сном до самого конца?
— О какой Земле ты говоришь, Чи? — спросил я. — Здесь наша Земля, «Чарльз Дарвин», названная по имени натуралиста, который причислил историю сотворения мира в первой книге Моисея к сказочной литературе. Только здесь больше не возникают виды, и здесь нет естественного отбора.
— И все же мы живем, — ответил Чи.
— Ты называешь это жизнью?
Паганини заполз в кабину. Я показал на него.
— Посмотри на него, Чи, подобие Бога, наше отражение. Он определяет наш путь.
— И путь Земли, если разуму не суждено победить, — бросил Гиула.
Лицо Паганини было ужасно бледным. Его взъерошенная борода придавала ему запущенный вид. Он затряс головой и начал петь: «Я птица с зелеными перьями, и я полечу от звезды к звезде…»
— Прекрати, Дали, — сказала Соня. — Давай, сядь рядом со мной.
Он послушался.
— Порой я не знаю, человек ли я, — задумчиво сказал Гиула. — Мы разговариваем, мы можем общаться — а что мы еще можем? Человеку нужно ходить в театр, он должен менять одежду и чувствовать, когда дует ветер и когда идет дождь. Дождь — знаете ли вы еще, что это такое? Дождь…
— Прекрати, Гиула! — отчаянно закричала Соня, — я прошу тебя, прекрати!
Паганини потихоньку напевал.
— Я буду летать и найду его. И тогда я спрошу его…
— Кого ты найдешь и спросишь? — спросил Чи.
— Его, — торжественно ответил он, — его, который в ответе за все. Я все скажу ему.
— У меня скоро иссякнет терпение, — пробормотал Гиула. — Притворись же хотя бы раз обезьяной, Паганини, я хочу видеть своих далеких предков…
— Теперь хватит! — крикнул Чи.
Вспомнив про пощечины, Гиула замолк. Соня взяла больного за руку и вывела его наружу.
— Извините, — сказал Гиула, — я больше не могу.
Я положил свою руку ему на плечо и обратился к нему. Он успокоился, а я подумал: Хоть бы меня кто-нибудь когда-нибудь успокоил. Но я был самым страшим, и мои седые волосы тем более обязывали меня играть роль «отца». При этом я сам себе казался жалким, у меня на душе кошки скребли…
— Порой я просыпаюсь из-за путанных снов, — тихо сказал Гиула. — Они навязывают мне сумасшедшие картины с Земли. Вчера я мечтал о лесе. Я шагал по листве — была осень. Листья шуршали, и повсюду от неожиданности вскакивали зайцы и косули. Вдруг я увидел охотника. Он встал наизготовку со своим оружием и целился в меня. Я крикнул: Я не заяц, не стреляйте, я Гиула с „Дарвина“! Но он выстрелил. Я упал и умер. И так я проснулся — сон оказался явью, потому я же мертв, по-настоящему мертв, внесен в реестр. Ах, Чи! Мне еще нет двадцати четырех, но я отдал бы свою жизнь за один час на Земле. Всего шестьдесят минут иметь возможность еще раз увидеть и услышать все — затем мог бы прийти охотник.
— Мы вернемся на Землю, — сказал Чи.
Как часто мы уже произносили эту фразу.
Соня вернулась. Она сделала озабоченное лицо.
— Дали болен.
— Это не ново, — сказал я.
— Это уже что-то другое, Роджер. Я обследовала его несколько дней назад. Не исключено, что он болен лейкемией. Вы заметили его бледноту?
— И ты ничего не можешь предпринять против этого? — поинтересовался Чи.
— Нет.
— Я хочу знать, какие болезни могут к нам прилипнуть, — сказал Гиула.
— Мы не можем подхватить здесь только насморк. Нет погоды, нет насморка.
Наша беседа до этого журчала словно ручей; распространялась всеобщая усталость. Когда я бросил взгляд на термометр, я испугался. Он показывал тридцать семь градусов Цельсия. Пластины на внешней поверхности космического корабля были открыты. Они больше не отражали солнечный свет, вследствие этого температура бесперестанно поднималась. Я сказал об этом другим. Гиула ринулся наружу, чтобы закрыть пластины.
По всей видимости, Паганини поиграл с ними. Мы больше не волновались по этому поводу Жара сковывала наше мышление.
Девятнадцатоеапреля
Когда я еще жил на Земле, я видел однажды фильм ужасов, в котором был показан современный способ пытки. Это было совсем просто. Человека запирали в комнате, в месте его пребывания царила абсолютная тишина. Лишь рядом с крана капала вода. Кап, кап, кап — час за часом, день за днем [21] Автор имеет в виду классический фильм «Шахматная новелла», снятый по одноименному произведению Штефана Цвейга. В нем гестаповцы пытались добиться от заключенного признания, заточив его в тихой полумрачной комнате в отеле, оставив включенной воду. В итоге, он спасся от одиночества, украв у своих стражников книгу — сборник шахматных партий, и открыл в себе неожиданный талант, обучившись игре в шахматы на уровне гроссмейстера (Прим. пер.).
.
Читать дальше