Эммануил Зеликович: Необычайное приключение Генри Стэнлея

Отчаянно барахтаясь, Кроль пытался приблизиться к стене. Наконец это удалось ему. Тогда он подал Стэнлею и Фонку знак и, сидя на полу, принялся выводить пальцем на стене буквы.

«Случилось страшное несчастье, — прочли они. — Мир лишился трения».

«Дать карандаш и бумагу?» изобразил на стене тем же методом Стэнлей.

«Бесполезно, — последовал ответ. — Их не удержишь. А главное, благодаря отсутствию трения ничем и ни на чем невозможно писать».

«Зачем вы пробили в потолке дыру?» продолжал спрашивать Стэнлей.

«Иначе мы не смогли бы выйти из комнаты. А если бы и смогли, то на лестнице свернули бы себе шеи и переломали ребра, к вам же не попали бы. А нужно было обязательно пробраться в вашу мастерскую: инструменты могут несколько помочь беде».

«Почему предметы свалились со столов, вывалились из шкафов и поехали по полу в одном направлении?» вывел на стене Фонк.

«Потому что абсолютно горизонтальных и правильных плоскостей не существует. Пол имеет, очевидно, наклон в сторону кровати», ответил Кроль.

«А почему выпали пуговицы и разошлась по швам одежда?»

«Узлы, пуговицы, крючки, швы и вообще нитки держатся исключительно силой трения. При отсутствии трения над всем этим безраздельно господствует сила тяжести. Вскоре распадутся все ткани».

«Но почему же, в таком случае, развалились предметы и механизмы?» спросил Стэнлей.

«Потому что они скреплены гвоздями и винтами, действие которых основано на трении. Если катастрофа будет прогрессировать, мы лишимся в итоге зубов».

«Этот кошмарный рев сводит меня с ума, — заявил письменно Фонк. — Я уже оглох, а голова лопается от боли».

«С этим — увы! — бороться совершенно невозможно: звуковые колебания затухают от взаимного трения частиц и трения их о другие тела. Если трение не вернется в мир, мы обречены на гибель хотя бы от невообразимого шума. Смотрите, в каком беспомощном положении мы очутились, сколько невероятных разрушений в одной только комнате! Что же должно твориться там — снаружи?»

Об этом Стэнлей до сих пор не подумал. Среди окружавших его гула и хаоса ему и подумать было жутко о той великой катастрофе, которая потрясла мир.

«Там, — быстро выводил на стене буквы Кроль, — сотни тысяч барахтающихся на земле нагих людей, груды обломков от столкнувшихся между собой и налетевших на здания, распавшихся в щепки автомобилей, трамваев, поездов… Сотни тысяч убитых, искалеченных, изуродованных, истекающих кровью, заживо погребенных среди развалин в самом беспомощном положении… Полное отсутствие каких бы то ни было возможностей не только добывать пищу, но и питаться; холод, с которым при создавшемся положении нет средств бороться…»

Внезапно из-под двери хлынула в комнату мощным потоком вода.

— Что это? Какой ужас!.. — одновременно вскрикнули с искаженными лицами Фонк и Стэнлей.

Крика их, конечно, Кроль не услышал, но тем не менее он с лихорадочной поспешностью начертал:

«Под напором воды в водопроводе вывинтились краны. Скоро лишатся внутреннего трения все виды материи, начнут разваливаться и рассыпаться в пыль дома. Наши организмы распадутся на молекулы…»

Вода с чудовищной быстротой прибывала. Вот ее уровень поднялся уже на 2 фута от пола. В ушах и воспаленном мозгу Стэнлея застучали гигантские молоты. В комнате вихрем закружились переплетенные причудливыми молниями багрово-красные круги.

Захлебываясь в воде, Стэнлей почувствовал, что его организм расползается, превращается в ничто. Круг сознания стал суживаться, собираясь в маленькую яркую точку. Огненные буквы, навязчиво коловшие глаза, заговорили голосом Кроля:

«Вообще сразу не учтешь всего того, что должно произойти при отсутствии трения…»

Стэнлей силился закричать, но не в состоянии был издать даже стон. Быстро тускнея, яркая точка погасла.

— Да, сразу не учтешь всего того, что должно произойти при отсутствии трения, — флегматично повторил Кроль, допивая очередную кружку пива.

Стэнлей обвел комнату тупым, непонимающим взором. Было удивительно тихо. Стенные часы уютно тикали. Отраженный голубым абажуром свет покрывал бледной лазурью подушки и одеяло. Прикованные трением предметы застыли на своих местах. Кошка трудилась в углу над коркой сыра. Стэнлей пребывал в оцепенении.

— А все-таки замечательно было бы! — продолжал восхищаться Фонк.