Эммануил Зеликович - Следующий мир

Внезапное исчезновение 7 сего апреля при крайне загадочных обстоятельствах крупного ученого, профессора математики Джемса Брукса, вызвало массу различных толков и рассуждений вплоть до самых диких и нелепых басен. Многие предполагали, что ученый явился жертвой взрыва в своей загородной лаборатории при опасных химических экспериментах, но не могли объяснить ряда весьма странных и совершенно непонятных обстоятельств, сопровождавших этот взрыв.

Будучи председателем комиссии, расследовавшей происшествие, я попытаюсь представить краткий отчет тех конкретных данных, которые удалось собрать.

Из опроса экономки профессора, пожилой мисс Кайт, выяснилось, что мистер Брукс был крайне, замкнутым человеком. После смерти жены он совершенно уединился, занимаясь своим единственным сыном лишь постольку, поскольку это было необходимо в целях его воспитания. Профессор был всецело поглощен какой-то научной проблемой, которой он отдавал все свободное от университетских занятий время. Мисс Кайт заставала его обычно сидящим за письменным столом, или же часами прогуливающимся в глубокой задумчивости из угла в угол кабинета.

Год тому назад профессор оборудовал в подвале лабораторию, в которой проводил большую часть времени и куда никого не впускал.

Проникнуть в лабораторию нам не удалось: тотчас же после катастрофы нотариусом мистером Нортоном было передано комиссии запечатанное, официально оформленное письмо профессора, доставленное им нотариусу за день до своего исчезновения. На конверте была следующая надпись: «Вскрыть только после моей смерти или несчастного случая». Опубликовываем' текст этого краткого, но не менее загадочного, чем все происшествие, документа:

«Вторник, 6 апреля.

Я произвожу ряд научных опытов, которые, в случае неудачи, могут окончиться катастрофой. Возможно, что я предприму вскоре продолжительную экскурсию, никого о том не предупредив и не взяв с собой никаких вещей. Прошу оставить мою квартиру до моего возвращения в полной неприкосновенности и ни в коем случае не пытаться проникнуть в находящуюся там лабораторию. Если в течение шести месяцев я не вернусь, разрешаю представителям власти вскрыть как лабораторию, так и мой письменный стол, в котором хранятся научные материалы, объясняющие все происшедшее.

Джемс Брукс».

Воля профессора не была, конечно, нарушена. Более того — были приняты меры по охране всех его помещений.

Далее, мисс Кайт сообщила, что однажды поздно вечером, месяца за четыре до катастрофы, к профессору явился неизвестный ей мрачный, робкий и очень худой человек болезненного вида. Сильно поношенный костюм, рваные ботинки и отсутствие пальто придавали ему внешность нищего. До поздней ночи профессор беседовал с ним, и при подаче в кабинет ужина мисс Кайт показалось, что молодой человек плакал. После этого вечера он ежедневно посещал профессора, нередко оставаясь с ним до утра. О чем они говорили и что делали, ей было совершенно неизвестно, но она постоянно слышала доносившийся из подвала стук молотка и резкие взрывы, от которых дрожали стекла. Иногда к профессору приходили механики, которым он давал заказы, долго что-то объясняя.

Через месяц профессор и мистер Вилли Брайт, так звали молодого человека, начали ежедневно куда-то отправляться, откуда возвращались лишь поздно ночью, а подчас — только к утру. Они ездили, по их словам, в свою новую лабораторию, находящуюся за городом. В первый день пасхи они отдыхали, в остальные же два дня разъезжали по городу и делали какие-то закупки. Уходя во вторник 6 апреля из дому, они захватили с собой два узла и, прощаясь, сказали, что предпринимают научную экскурсию, которая продлится несколько недель. На следующий день мисс Кайт прочла в газете о случившемся с ними несчастьи.

Вот и все, что мы узнали из ее прерывавшегося слезами рассказа.

Затем мы опросили университетских коллег, а также и некоторых студентов профессора. Все они дали прекрасный отзыв об этом маститом ученом, сообщив, что областью его специального исследования являлась теория пространства, движения материи и их механическая связь. Но наряду с высказываемыми профессором мыслями, поражавшими своей глубиной, ученый договаривался часто до совершенно нелепых абсурдов, превратившихся с течением лет в фикс-идеи.