Говорила в основном Маша, Светлана больше помалкивала, изредка вставляя реплики.
Маша говорила о том, что умер какой-то Скоробогатов, что происходят необъяснимые вещи, что Игорь вляпался в какую-то передрягу и что лучше бы его найти - может, он чего-то знает. Тут подала голос Света, спросив что-то, и Маша ответила ей, что это стечение обстоятельств. Взрыв в подвале, карты, доллары в кошельке у Игоря, вот и подумали, что он подкупленный террорист. "Доллары?" - сказала Света, и Маша подтвердила, что да - доллары. Много. Нелюбин лично видел. Конечно, когда брали Игоря, позволили себе лишнего. Не надо было бы этого делать, такое не красит. За что в итоге и поплатились. В общем, так. Сейчас всё изменилось. Надо бы Игоря найти, наверняка он что-то знает. Тут творятся такие вещи, что и у подготовленного опера крыша может поехать. Одним словом, лучше бы Игорю объявиться - и себе бы помог, и другим. Не до обид. На это Света сказала, что не знает, где Игорь. Маша начала говорить тише, а спустя какое-то время бабка Евдокия позвала их к столу...
Застолье было веселым, хотя вина осилили всего-то треть бутылки, а к самогонке так и вообще никто не притронулся. Девчонки хорошо и мило дурачились, бабка Евдокия смеялась от души. Особенно ей понравилось, как Кузьмич выцыганил у Маши полсотни. Конечно, стервецом он себя показал изрядным, выдал беглецов с потрохами, но Маша так подала этот эпизод, что Евдокия, хохоча, чуть с табуретки не упала.
Как-то вдруг оказалось, что уже восемь вечера. Девчонки пошли искать Кольку, а бабка Евдокия принялась убирать посуду. Убирала и хихикала, вспоминая что-нибудь смешное, сказанное за столом.
Разумеется, Маша осталась ночевать у бабки Евдокии. Электрички в это время ходили редко и могли запросто проскочить мимо станции.
======
В 17.40 лежащий на каталке под простыней Валерий Михайлович Скоробогатов вдруг резко открыл глаза. Сбросив с себя простыню, он встал на кафельный пол. Тело слушалось плохо, и он двигался судорожными рывками.
В огромной морозильной камере, где кроме его каталки имелись еще пять с голыми восковыми телами (этим по рангу простыня не полагалась), было холодно, но холода он не ощущал.
- Молодец, - сказали рядом, и он повернул голову на голос. Застывшая шея ворочалась с трудом.
Голос принадлежал некоему похожему на длинную черную палку существу, которое, как в ту же секунду стало известно "Скоробогатову", носило имя Марьяж. Покойник ни-сколько не задумался над тем, откуда это стало ему известно. Стало, и всё тут. И вообще - думать теперь было не его задачей. Его задачей было ходить по улицам, искать хроноизолированные полости и ничем не отличаться от живых.
- Скажи коллаборационист, - потребовал Марьяж.
- Колла-бора-цио-нист, - двигая непослушным языком, как сквозь кашу проговорил "Скоробогатов".
- Разогреться тебе надо, - озабоченно сказал Марьяж. - Ничего, на улице быстро разогреешься.
Он исчез и вскоре появился, держа в выросшей из тела-палки "руке" надетые на вешалку белую рубашку и черный костюм - всё самого траурного вида.
- Надевай рубашку и брюки, пиджак не трогай, - приказал Марьяж, вновь исчезая и появляясь с парой черных туфель, из которых выглядывали черные носки.
Одеться у "Скоробогатова" никак не получалось. Марьяж захлопотал, помогая, и в 17.55 вывел одетого покойника из здания через служебный выход, который был в пяти метрах от входа в морозильную камеру. Замок послушно открылся, а затем закрылся за ними.
На улице, где было жарко, от "Скоробогатова" пошло испарение, правда это было совсем незаметно. Марьяж перешел в энергетическое состояние, но "Скоробогатов" его по-прежнему видел и слышал. Он и разговаривать с ним мог, не раскрывая рта, так что непонятно - зачем нужно было говорить слово "коллаборационист". Впрочем, кто-нибудь из прохожих мог бы что-нибудь спросить, а "Скоробогатов" должен был что-нибудь ответить. Ушлый Марьяж и это учел.
В 18.00 в морозильную камеру вошел прозектор Скрипкин и, разумеется, тут же увидел, что одного, самого главного, тела нету...
Вскоре задубелое тело разогрелось и стало послушным. К "Скоробогатову" даже вернулось некое подобие памяти, но не человеческой, а скорее животной, помогающей должным образом ощущать себя в пространстве и передвигаться в нём. Носителем "человеческой" памяти был Марьяж, который подсказывал самое необходимое: как правильно, пользуясь подземным переходом, перейти дорогу, как идти по тротуару и не сшибать своей немалой массой идущих навстречу прохожих, что отвечать, если кто-то о чем-то спросит, и прочее, и прочее.
Читать дальше