И мысли мои кружились: ведь это он, Женя. Может, врачи, комиссия, оставили в последний момент?
А он уже рассказывал, светясь и радуясь, про отлет, передвинутый на два часа: срочное поручение начальника отряда.
Я слушала и понимала одно: мы простились, а он здесь, рядом, близко, как еще никогда не был; я видела только его глаза и, глядя в них, лепетала несусветное — что мы встретились после прощанья, и, значит, прощанье было не настоящее, не навсегда, что мы обязательно встретимся еще…
Наверное, я все это излагала очень смешно — он вдруг положил мне на плечо руку и легко рассмеялся, воскликнул: «Этак ведь и опоздать можно!» снова ринулся на «зебру», торопясь, до нового потока машин…
Он успел, а я осталась.
Снова справа, и слева, и поперек, и поверху, по эстакаде, скользили, реяли, вихрились машины, а я стояла одна, недвижно, как старинный верстовой столбик, стояла в желтой лиственной метели и смотрела вслед тому, кого люблю, а светлый звук его голоса, его смеха горел во мне, словно впаянный в память…
Ида нынче не такая чуткая, как всегда: видит, что я не хочу говорить о том, и все же продолжает свое:
— А не лучше ли тебе уехать? Знаешь, перемена обстановки, новые впечатления…
Я думала об этом: Институт… каждый день почти каждый напоминает о нем. Шеф: «Послать бы Лобина на этот симпозиум: опять выскочит Недялков со своей теорийкой „затухания гуманизма в эпоху первичной НТР“, а наш Евгений умел прихлопывать подобных теоретиков, словно мошкару, и в рамках академичности, заметьте!» Или Смелин развздыхается: «Без Женьки и в теннис не с кем сыграть!»
А город? Он населен им.
Прозрачный октаэдр павильона «Холодок» — там однажды мы ели мороженое, и он сказал, приглядевшись: «Что-то у тебя грустинка в глазах!»
Какой радостью затопила меня эта «грустинка» — значит, ему не все равно, весела я или нет. Вон на той аллее сквера я его встретила. Случайно. Прождав два часа. Мы ходили вокруг бассейна и спорили о новом фильме Мишеля Трюдо… А здесь, на площади, нас столкнул действительно случай: в толпе — для меня — что-то сверкнуло, словно стеклышко среди гальки, и я, не рассмотрев еще, уже знала — он…
На каждом углу подстерегает меня память, боль моя. «Нет тебя, нет тебя, нет тебя, нет…»
А сегодня утром такое получилось — до сих пор лицо обжигает стыдом…
Мне опять понадобилось подняться на шестой этаж, зайти в микрофильмотеку. Какое счастье это было прежде! Летишь по коридору — двери словно отскакивают назад, а та, главная, его дверь всегда приоткрыта, он любил сквознячок, от нее мостик света переброшен к стене, а за дверью голоса, смех… Его смех — как обвал, как водопад, как все сосульки с крыши, разом — в стеклянные дребезги!
Так было прежде, а я снова и снова ходила по коридору, не глядя на ту, закрытую, дверь.
А сегодня глянула, и ударило по глазам! Опять этот солнечный мостик от двери к стене, через темно-зеленый линкруст пола…
…Стало быть, Боря Ивлев, один из наших славных парней, тоже решил подышать ветерком. Так уговаривал меня рассудок, а ноги налились свинцом, шла, словно в путах… Ближе, ближе! И сердце диким рывком рванулось туда! А вдруг, а может, а если?
Боря, разумеется, оторвался от работы. Никогда не приходилось видеть, чтоб у человека так высоко поднялись брови и расширились глаза. До чего нелепым было мое вторжение и мой вид, чтоб вызвать такую реакцию! И хоть бы я нашлась, что-нибудь объяснила, нет, — постояла и — обратно… Стыд и боль: не знаю, что было сильнее.
— Нет, нельзя мне уезжать, — сказала я Иде. — Женя ведь связан по работе с институтом. Командировка, отпуск — мало ли что? Он приедет, а меня не будет?
Она взглянула — странно взглянула. Так смотрит человек, собирающийся сказать не то, что думает. А сказала она вот что:
— Не понимаю я тебя… Все-таки, ну, что ты в нем нашла? Средний тип младшего научного сотрудника, подающего надежды сделаться старшим. И внешность — не бог весть что. Мне, например, в принципе не нравятся блондины. Какие-то они недопроявленные. Сливаются с фоном…
Мне представляются «вообще блондины» — одинаковые, как двери в нашем коридоре, с зеркально повторенной рекламной улыбкой. Нет, Женя не «вообще». Не вписывается в категории, не объединяется в группы.
Странное дело. Бывают похожие люди, даже двойники, не так уж много отпустила природа красок и наизобретала вариаций в чертах лица. Бывают люди одного темперамента. Бывает сходство темпераментов, родство душ. И все-таки личность — неповторимая.
Читать дальше