Стивен Кинг - Всемогущий текст-процессор

Исчезло все.

Мир внезапно потемнел, и он двинулся назад, чувствуя, что сейчас потеряет сознание, но удержался, и окружающее вновь обрело ясные очертания.

Ричард оторвал взгляд от того места на стене, где недавно висел портрет Лины, и посмотрел на собранный его племянником текст-процессор.

"Вы удивитесь, - услышал он голос Нордхофа, - вы удивитесь, вы удивитесь... Уж если какой-то мальчишка в пятидесятых годах открыл частицы, которые движутся назад во времени, то вы наверняка удивитесь, осознав, что мог сделать из кучи бракованных элементов от текст-процессора, проводов и электродеталей ваш гениальный племянник. Вы так удивитесь, тут даже с ума можно сойти..."

Запах трансформатора стал гуще, сильнее, и из решетки на задней стенке дисплея поплыл дымок. Гудение процессора тоже усилилось. Следовало выключить машину, потому что как бы Джон ни был умен, у него, очевидно, просто не хватило времени отладить установку до конца.

Знал ли он, что делал?

Чувствуя себя так, словно он продукт его же собственного воображения, Ричард сел перед экраном и напечатал:

ПОРТРЕТ МОЕЙ ЖЕНЫ ВИСИТ НА СТЕНЕ.

Секунду он смотрел на предложение, затем перевел взгляд обратно на клавиатуру и нажал клавишу "EXECUTE".

Посмотрел на стену.

Портрет Лины висел там же, где и всегда.

- Боже, - прошептал он. - Боже мой...

Ричард потер рукой щеку, взглянул на экран (на котором опять не осталось ничего, кроме курсора) и напечатал:

НА ПОЛУ НИЧЕГО НЕТ

Затем нажал клавишу "ВСТАВКА" и добавил:

КРОМЕ ДЮЖИНЫ ДВАДЦАТИДОЛЛАРОВЫХ ЗОЛОТЫХ МОНЕТ В МАЛЕНЬКОМ ПОЛОТНЯНОМ МЕШОЧКЕ.

И нажал "EXECUTE".

На полу лежал маленький, затянутый веревочкой мешочек из белого полотна. Надпись, выведенная выцветшими чернилами на мешочке, гласила: "Walls fargo" <����один из крупных американских банков>.

- Боже мой, - произнес Ричард не своим голосом. - Боже мой, боже мой...

Наверное, он часами взывал бы к спасителю, не начни текст-процессор издавать периодическое "бип" и не вспыхни в верхней части экрана пульсирующая надпись: "ПЕРЕГРУЗКА".

Ричард быстро все выключил и выскочил из кабинета, словно за ним гнались черти.

Но на бегу он подхватил с пола маленький завязанный мешочек и сунул его в карман брюк.

Набирая в тот вечер номер Нордхофа, Ричард слышал, как в ветвях деревьев за окнами играет на волынке свою протяжную заунывную музыку холодный ноябрьский ветер. Внизу репетирующая группа Сета старательно убивала мелодию Боба Сигера. Лина отправилась в "Деву Марию" играть в бинго.

- Машина работает? - спросил Нордхоф.

- Работает, - ответил Ричард. Он сунул руку в карман и достал тяжелую, тяжелее часов "Родекс", монету. На одной стороне красовался суровый профиль орла. И дата: 1871. - Работает так, что вы не поверите.

- Ну почему же, - ровно произнес Нордхоф. - Джон был талантливым парнем и очень вас любил, мистер Хагстром. Однако будьте осторожны. Ребенок, даже самый умный, остается ребенком. Он не может правильно оценить свои чувства. Вы понимаете, о чем я говорю?

Ричард ничего не понимал. Его лихорадило и обдавало жаром. Цена на золото, судя по газете за тот день, составляла 514 долларов за унцию. Взвесив монеты на своих почтовых весах, он определил, что каждая из ни вести около четырех с половиной унций и при нынешних ценах они стоят 27756 долларов. Впрочем, если продать их коллекционерам, можно получить раза в четыре больше.

- Мистер Нордхоф, вы не могли бы ко мне зайти? Сегодня? Сейчас?

- Нет, - ответил Нордхоф. - Я не уверен, что мне этого хочется, мистер Хагстром. Думаю, это должно остаться между вами и Джоном.

- Но...

- Помните только, что я вам сказал. Ради бога, будьте осторожны. Раздался щелчок. Нордхоф положил трубку.

Через полчаса Ричард вновь очутился в кабинете перед текст-процессором. Он потрогал пальцем клавишу "ВКЛ/ВЫКЛ", но не решился включить машину. Когда Нордхоф сказал во второй раз, он наконец услышал. "Ради бога, будьте осторожны". Да уж. С машиной, которая способна на такое, осторожность не повредит...

Как машина это делает?

Он и представить себе не мог. Может быть, поэтому ему легче было принять на веру столь невероятную сумасшедшую ситуацию. Он преподавал английский и немного писал, к технике же не имел никакого отношения, и вся его жизнь представляла собой историю непонимания того, как работает фонограф, двигатель внутреннего сгорания, телефон или механизм для слива воды в туалете. Он всегда понимал, как пользоваться, но не как действует. Впрочем, есть ли тут какая-нибудь разница, за исключением глубины понимания?