Фрэнк Герберт: Дети Дюны

— Должен.

— Будешь ли ты стараться навязать мне свой уклад мира?

— Буду.

— Я буду ежедневно и до конца жизни сопротивляться этому.

— Но именно этого я от тебя и ожидаю, кузен. Вот почему я выбрал тебя. Я оформлю это официально. С этого момента, ты будешь называться Харк ал-Ада, что на одном из древних языков означает «Ломающий Уклад». Ну-ну, кузен, не упрямься. Бабушка хорошо тебя обучила. Отдай мне своих сардукаров. — Отдай, — эхом откликнулась Ганима. — Он так или иначе их возьмет.

Фарадин расслышал страх в ее голосе. Значит, любовь? Лито взывал не к рассудку, а к интуитивному прыжку.

— Возьми их, — сказал Фарадин.

— Разумеется, — Лито поднялся с трона — занятно струящимся движением, словно держа свою ужасную силу под самым тонким контролем. Спустясь на уровень Ганимы, он мягко повернул сестру, так что она оказалась затылком к нему, повернулся сам и встал с ней спиной к спине. — Запомни это, кузен Харк ал-Ада. Так всегда будет с нами. Мы будем стоять так, когда поженимся. Спиной к спине, каждый глядя вперед, в другую сторону от другого, чтобы защитить то единое, чем мы были и есть, — он обернулся, насмешливо поглядел на Фарадина, понизил голос. — Помни об этом, кузен, когда будешь с моей Ганимой лицом к лицу. Помни об этом, нашептывая ей любовные ласки, наиболее искушаем укладом моего мифа и довольства. Твоя спина останется неприкрытой.

Отвернувшись от них, он зашагал со ступеней к ждущим придворным, те шлейфом, словно спутники, потянулись за ним, и он покинул залу.

Ганима опять взяла Фарадина за руку, но взгляд ее был прикован к дальнему концу залы еще очень долго после ухода Лито.

— Один из нас должен был принять страдания, — сказала она, — а из нас двоих он всегда был сильнее.