Аврам Дэвидсон: Рорк!

Однако сходство с ними есть. Если вы хотите уйти прочь, не окончательно, но так далеко, чтобы никто не мог последовать за вами, трудно найти (так казалось Ломару), трудно найти лучшее место.

Он мечтал об этом с шестнадцати лет. И теперь, когда он сидел в Овале — помещении Ку-корабля, служившем одновременно библиотекой, кают-компанией, комнатой тихих игр, а иногда и часовней, — эти мечты не казались ему такими яркими и убедительными. Он пытался не обращать внимания на болтовню сидевшего рядом свободного от дежурства инженера, на спертый, слишком много раз отфильтрованный воздуха и дребезжание др-др-др, как больной зуб, древних машин Ку-корабля. С 16 лет мечтал он об этом… мечтал оставить сделавшуюся невыносимой тесную, враждебную, закостенелую Старую Землю… ему казалось, что она всегда была такой… а когда он понял, что возможно улететь далеко-далеко от нее…

Ран попробовал завербоваться для службы на Пиа-2, как только ему стукнуло 21. Но его совершеннолетие случилось слишком незадолго до отправления очередного Ку-корабля. Все занято, сказали ему чиновники, с любопытными взглядами, к которым ему предстояло привыкнуть. Все занято, придется подождать. Он ждал пять лет, пять раздражающих, волнующих, заставляющих кусать ногти лет. Он не очень задумывался о том, какие обязанности ему поручат: день на Пиа-2 продолжался 30 часов, а рабочий только пять. Станция им предоставляла частые отпуска — это то, что ему нужно.

Внезапное срочное поручение передали ему просто потому (как ему объяснили), что он уже был в списке пассажиров Ку-корабля и нового человека добавить было невозможно. Поручение ответственное и возложено на Рана Ломара, поскольку он единственный во всем списке не провинился раньше. Вряд ли комплимент. Но об этой стороне Ран не заботился: поручение вполне определенное и важное или кажется таковым по торопливой скудной информации, которую передал ему помощник клерка делегата Директората (ох, как они на Старой Земле, любят титулы — чем длиннее, тем лучше) Гильдии Второй Академии Науки и Торговли. А делало — должно было сделать — все совершенно другим. Насколько другим, Ран не знал. И никто на Ку не знал. И, конечно, не заботился…

Неудивительно, что у него начала болеть голова.

Второй офицер Станции Аквилас Арлан, отыскивая офицера по торговле Релдона, обнаружил его в баре берегового клуба. Никто не ожидал встретить его в его рабочем помещении, но почти всеобщая невозможность отличить реальную деятельность от видимой и была вероятной причиной пребывания Арлана на Пиа-2.

Релдон тщательно разгладил свои причудливо завитые длинные усы и поднял стакан.

— Смерть роркам! — сказал он.

— Ваши записи готовы? — как всегда нервно спросил Арлан. — Вы знаете, Ку приближается.

— Выпьем.

— Но Ку…

— Может, он опоздает. — Выражение удивления, близкого к ужасу, появилось на лице второго офицера Станции.

— Ку никогда не опаздывает. Ку? Опоздает? Как он может опоздать? Нет, о нет, он не опоздает.

— Выпьем. Вот. Смерть роркам! — С нервным хихиканьем Арлан поднял стакан и автоматически оглянулся, ожидая осуждения (было так рано, рано, рано), которого никто не мог выразить.

— Гм… ну… ваши записи будут готовы, не так ли? Ох! Смерть роркам!

Хихиканье… хихиканье…

— Смерть роркам! Парень, еще выпивки, и быстро-быстро. Ах, кончайте это. Берите еще. Смерть роркам!

— Смерть роркам!

— Смерть роркам!

Мистер Флиндерс на Утесе Флиндерса был разгневан. Он был разгневан больше, чем обычно, каждая щетинка на его лице торчала, как игла дикобраза. В такие минуты только древняя мать осмеливалась называть его «Флорус». Но сейчас он был особенно разгневан. Его старший сын и наследник, выпрямившись и окостенев, сидел рядом, гости молчали, а жена говорила коротко и только о деле — и то, и другое было совершенно необычно для нее.

— Где, во имя ада, еда? — кричал он.

— У них не хватает кишок сказать, — ответила жена, ее бледная нижняя губа еле заметно дрожала. — Но у меня их хватит. Еда? Вот еда. — Она тяжело опустила котел на стол. Он зазвенел. — Хорошая еда, — с горечью добавила она ритуальные слова.

Мистер сунул кулак в котел, вытащил и разжал пальцы. Тяжелые пули со звоном упали обратно. Он осмотрел стол, грязный от остатков пищи и потеков рыбьего жира от ламп.

— Пули на завтрак, — пробормотала старуха-мать. Она часто была свидетельницей подобных сцен и сама незадолго до этого принесла котел пуль. В лагере нет еды… Флорус?.. — она подняла голову и убрала с глаз прядь грязных волос. Ее рот, беззубый, как у ящерицы, раскрылся, она гримасничала, потрясая тощими кулачками. — Разве вы мужчины? пронзительно визжала она. — Разве вы мужчины? Разве вы мужчины? Или вы те, как зовут вас на севере. Токи ! Не люди, а грязные токи!