Валентин Юрьев - Отбросы

Неудивительно, что слово "бдительность" звучало в этих отсеках очень часто. Игра в шпионов шла с большим размахом! Как и положено в армии.

Регулярно проходили занятия с персоналом, прилетали комиссии с проверками, на станцию периодически запускались "жучки" — подсадные проверяющие, которые временно направлялись в качестве персонала или ученых и "допускали" себе отклонения в поведении, которые мы должны были быстро выявить и наши доморощенные Пинкертоны ловили "гадов"! Правда, за это гладили по головке и давали премии.

Все бытовые разговоры, в том числе и всего командного состава записывались через Спрута и где-то, как-то и кем-то прослушивались и трепарировались. Мало того, записывались все данные о состоянии человека, о месте его нахождения, о его собеседниках и всё остальное, что могло пригодиться в фискальной работе.

Всё это я знал хорошо. Честно говоря, меня мало трогало такое трепетное отношение, я всю жизнь прожил в подобных условиях в закрытом городе и на военных объектах и уверен, что когда человек не врёт, ему нечего скрывать и давление просто так не подскакивает.

Поль, как мне говорили был одним из лучших в своём хакерском деле, и работал научником, то есть не состоял в штате тюрьмы, а разрабатывал какие-то умопомрачительные операционные системы, используя Спрута как тренажер.

Мы даже немного дружили, на деловой ноге, но с учетом разницы в возрасте, не сходились близко. Замкнутый и молчаливый, весь в себе, строгий и отчуждённый, говорил он сухо и только о работе, но говорил то, что надо. Никогда не участвовал в наших общественных забавах, ссылаясь на занятость, и, действительно, постоянно, и днём и ночью торчал в своём детище, в помещениях, недоступных для посторонних, а временами и спал там же. Но именно с его помощью так далеко подвинулся синтез речи.

Будучи авантюристом по натуре, я серьёзно отнёсся к записке и после совещания мы долго висели с Полем в пустом модуле, уединившись, и мне был устроен строжайший экзамен на человеческую зрелость.

Поль знал русский язык, точнее, неплохо изучил его, когда начальником стал русский, и мне пришлось как на исповеди рассказать о себе многое, а он потихоньку раскрывал черные тайны персидского двора. В случае неудачи он мог разом потерять всю свою команду, потому что речь шла о святая святых, о командной системе Первого и, фактически, о возможном захвате власти на станции, то есть о самом запретном.

Я же в свою очередь, тоже сильно боялся, с детства напуганный книгами о шпионах и разного рода коварных людях.

А, может, это очередная проверка? Мало ли я видел разных интриг и провокаций в прошлой жизни? Может быть, я вызываю подозрение своей демократичной разболтанностью в этой тюрьме особо строгого режима, и это — испытание?

Разумеется, мы не разговаривали вслух ни о чём таком, просто играли в шахматы. Поль рассказывал о себе, о своей Франции, о курортах в Шамони с сотней горнолыжных трасс, о красоте француженок.

А я в это время читал распечатанный на тонком пластике текст о семи уровнях доступа и о том, что машинные адреса, пароли и явки шестого уровня они, хакеры, уже сломали из профессионального любопытства, а вот последний пока что недоступен.

А я рассказывал о себе, о наших Нижегородских и Кировских лесах, в которых каждый год теряются грибники и о заброшенных глухоманных пустынных местах, где не работают мобильники и не живёт вообще никто, кроме диких зверей, и временами писал ответы в электростатическом блокноте.

А сам в это время читал и судорожно думал, думал. Наверно процесс в моей голове даже нельзя так гордо называть, там вертелась каша из отрывочных всплесков эмоций.

Бежать?… Сволочи!.. За борт?.. Гады!… Неужели конец? Провокация?… Найти этих мерзавцев?… А может, гордо шарахнуть станцией по Пентагону? Всей массой. Или по Кремлю?

Здравое решение пришло всё на том же эмоциональном уровне. Я просто поверил Полю. Куда мне было бежать, что за глупость. Я сроднился с персоналом, "зацепился", привык к станции, ее размеренному ритму жизни, зарплате, привык к тому, что я там нужен, или мне так казалось, какая разница.

Да и что мне было терять? Жизнь? Тоже мне — ценность!

Разговор с Полем двинулся дальше. Он длился не один день, потихоньку, яд вливался в меня маленькими дозами, чтобы не убить сразу.

Подпольным хакерам оставалось проследить канал команд, скрытый секретами седьмого уровня. И вот тут заговорщикам мог пригодиться человек, собственный уровень которого выше всех остальных на станции, если только ему можно будет доверять. А пятый уровень был только у меня и у начальника охраны.