Валентин Юрьев: Белый город

Белые домики, аккуратно выстроенные вдоль улиц, которые широкими дугами огибают холм. Высокие круглые башни, похожие на восточные минареты, красивая скульптурная группа в самом центре. В ней нашлось место и суровым воинам, и красивым женщинами с детьми, и даже птицам. Скульптура украшена небольшим фонтаном, веселыми брызгами стреляющим в бассейн, из которого вода по каналам растекается по городу. Простое и скромное здание храма украшено витражами из полупрозрачного камня, пластинки которого можно найти в горных ручьях.

Белый Город.

Можно вечно любоваться его уютной композицией. В стороне от центра постоялый двор, его отодвинули, чтобы обеспечить удобный подъезд гостей, а для этого нужны животные, скотные дворы, кухни, не самое эстетичное, что можно придумать.

Храм тоже стоит в стороне. Не от прихожан, от суеты. А в центре города — площадь. Вокруг фонтана и бассейна разбиты уютные цветники и газоны, чтобы резвиться детворе, но сама площадь невелика. Она не будет омрачать сердца иритов казнями и другими публичными наказаниями, для этого предусмотрен тюремный двор. Но тюрьма вынесена далеко, с прицелом на то, что город будет расти.

Зато на площади есть место для зрелищ, высоко поднятое над землей, и если артисты приедут в гости, им не потребуется искать свободный грязный пустырь. А представления можно давать и ночью, вокруг сцены стоят столбы с фонарями. Если нет спектакля, пусть на возвышении играют музыканты. Танцы — это дело молодых!

А для веселых праздников нужна ярмарка, она тоже в стороне, зато в такие дни на бывшем пустыре найдётся место, куда можно будет привезти товар и пристроить своих аралтаков, свободно расставить павильоны и даже выделен участок для каменной забавы, только он отгорожен невысоким длинным забором для защиты зрителей. Или наоборот, чтобы не бегали на ристалище дети и пьяненькие.

Плетёные мишени и сейчас стоят в стороне, но это не для игры. Границе нужна надёжная охрана, поэтому тренировки идут целыми днями и даже ночами, при свете двух фонарей. И камнями, и ножами, и стрелами. А, если пожалует великий Кайтар, то и болты из маленького арбалета могут пронзить соломенного врага, одетого в настоящий хассанский балахон.

И уж совсем редко приходит на стрельбище Мастер, который всё пытается сделать боевой арбалет из трофейной дуги, их скопилось уже десятки сотен, но в дело они пока идут плохо, навыка нет.

Школа, городская управа, больница, ни в одной столице ближайших государств нет такой роскоши. Даже свалка предусмотрена в дальнем овраге и уже придумано наказание тем нарушителям, кто попытается по-старинке свалить свои отходы на общую улицу. А захочешь по-хорошему, так найди старика-мусорщика на повозке с корзинами и сыпь туда своё добро.

И уже назначен бургомистр, который должен следить за порядком и чистотой и командовать двумя жандармами, для соблюдения законов. А, поскольку, сами законы ещё не придуманы, он же их и сочиняет, почёсывая лохматую голову.

И не торопится, потому что весь город, пока что, умещается на большом плетеном столе, над которым сделан навес из шкур. Громадный зонтик, отчаянно аплодирующий ветру, свободно пролетающему через пустырь с колышками. Куда ни кинь взгляд на городской холм, всюду стоят эти белые колышки, сделанные из берцовых костей и рёбер аргаков, так что по ночам место для города больше похоже на раскопанное вандалами кладбище. Но игрушечный макет стоит как раз там, где и положено, центр стола на будущей площади, как раз в центре столицы.

И теперь по вечерам вокруг него постоянно толпятся озабоченные молодые ириты, фантазируют, выбирая в свете волшебных фонарей место для своего жилья, и дают бесконечное количество советов "главному архитектору", мальчику Влансу. Он теперь стал грамотным, оформляет предложения письменно, в специальную тетрадочку, и лично потом проводит натуральное голосование, советуется с вождями.

Если предложенное получает всеобщее одобрение, то юный зодчий с наслаждением набирает белую глину и пристраивает новое здание, делает перестановки, что-то может и выкинуть. Поэтому ему уделяется самое большое внимание дышащих в затылок иритов. Мальчишка, прелесть, у него природный дар к рисованию, обострённый уродством руки. Мало того, что сам сумел быстро обучиться грамоте, но, поняв, в чём была трудность иритского письма, он ещё взялся составить первую азбуку с картинками и если сумеет, то появится проблема копирования, может быть, пора типографию изобретать?