Томаш Колодзейчак - Цвета штандартов

Однако, вероятнее всего, большинство солярных киберсолдат вообще не интересовало, что люди думали об их чувстве юмора. Тем более что эти гнусные разговорчики были стопроцентной ложью. Солярные киберсолдаты обладали прямо-таки поразительным чувством юмора, хотя это самое чувство юмора скорее всего выходило за пределы шкалы понимания, доступного простому смертному.

Операция, в которой они сейчас принимали участие, казалась им невероятно смешной. Вот, к примеру, тип, который сам позволил запереть себя в клетке. Идиот. Потом, когда на мгновение выбрался оттуда, был схвачен и «вымазан». Ну разве не смешно?

Или вот эти трое. Они носили военную форму и, вероятно, думали, что страшно храбрые, мужественные, а тут, извольте, достаточно было один раз пальнуть из мушкета, и они уже покойнички. Ну и зачем, спрашивается, надо было учиться столько лет? Бах-бах, и выученного солдатика нет, как не бывало.

Правда, иногда бывает не так забавно, но зато приятно. Например, когда после удачно законченной операции командир переключает дозаторы на спецпитание, и тогда каждому солярному киберсолдату становится так хорошо, так удивительно хорошо… что аж снова хочется ринуться в бой, чтобы снова испытать ту же приятность.

Или вот – вернемся к смешному. Ну разве не смешон этот ползающий на коленях человек? А ведь у него было такое испуганное лицо, когда одного за другим «вымазывали» его дружков! Ну прям-таки хохот! А потом – бах! – и он на земле и игла в шее, гляньте-ка: трясется или не трясется? Те, что трясутся, – смешнее! С ними гораздо интереснее работать. А вот этот не трясется. Но это ничего, с ним позабавились получше. Капрал забавлялся с ним до самого-самого что ни на есть кончика, но профессионально, как и требовалось. Для того он и капрал, чтобы уметь так забавляться…

Холод.

– Ну, падаль! Готов? Готов, говорю? Ну, так передохни. – Солдаты истерически загоготали. Игла отскочила от кожи Даниеля.

– Не знаю, в чем тут дело, но мы только что получили относительно тебя специальный приказ. Мой капитан очень нервничал, а это значит, что он и сам получил этот приказ от своего начальника, который, видать, тоже нервничал. И так дальше, как ты, вероятно, догадываешься. Как далеко тянется эта ниточка разнервничавшихся офицериков? Чего ради они тебя защищают?

Даниель почувствовал удар ногой в бок, потом услышал произнесенные специальным коммуникатором слова приговора.

– «Немедленно, во исполнение личного приказа члена Совета Электоров, Рамзеса Тиволи, объявляется помилование бывшему майору Даниелю Бондари. Смертная казнь заменяется ему пятнадцатью годами тюрьмы без права на амнистию».

– Выходит, будешь жить, мразь. Рад, небось, а? Я, к примеру, рад, потому как здорово тебя напугал, а – ну, признавайся – ты уж начал попердывать со страху! Ха-ха-ха…

Именно такой запомнил Даниель эту минуту. Выгоревший зал, на полу куча скрюченных трупов, он сам – прижатый ногой к земле, а вокруг несколько заливающихся механическим хохотом солярных киберсолдат.

Даниель Бондари, бывший солдат, бывший бунтарь, бывший узник, стоял в зале отлетов самого большого на Гладиусе космопорта. Правой рукой он держал небольшой чемоданчик, левой лихорадочно стискивал идентификационную карточку. Вокруг толпились путешественники и прощающиеся с ними люди.

После тех пятнадцати лет, что он провел в изоляторе, Даниель впервые видел такое множество людей сразу. У него подрагивали уголки губ, глаза то и дело моргали в нервном тике, кожа на бритой голове все ещё болела. Все тело казалось одной бессильной грудой мяса, реагирующей с запозданием на отдаваемые мозгом приказы. Голоса людей были глуховатыми, а видимость пригашенной, словно от остального мира его отделял незримый колпак. Эти последствия почти двухсоткратного ускорения срока исполнения приговора должны были вскоре миновать.

Пятнадцать лет в одиночной камере – сером помещении длиной три и шириной два метра, постоянно погруженном в полумрак. И полную тишину. Без каких-либо сведений о внешнем мире, без развлечений, контактов с другими людьми, даже с надзирателями. Раз в год его выводили из этого мира исследовали, измеряли, проверяли реакции, назначали изменение характера питания организма. Тогда он ненадолго возвращался к реальности, видел людей, слышал их разговоры, задавал вопросы. В это время с ним могли связываться и люди извне.

Но извне у Даниеля не было никого. Родители умерли, друзей перебили, а бывшие сослуживцы и знакомые предпочитали не общаться с преступником, осужденным за измену. У них был свой разум, и разум этот подсказывал им, что следует как можно скорее забыть, что они подавали руку человеку, которого зовут Даниель Бондари. Так что, выходит, не было у него никого. И все же был один человек, который неоднократно пытался с ним связаться. Даниель согласился на это только один раз.