Оно летело, плывя в ночном приливе над Нхэтом в залив, и демоны узнали его и доставили танцующему колдуну. Он обхватил труп, как обретенного брата, и с криком снял с него посмертное окоченение.
Ралли-Фадж сопроводил лишенное души тело герцога сквозь колоссальную щель в стене пирамиды и по вертикальной поверхности нетесаного камня. По его жесту поезд пытки замедлил ход и остановился так, что первый вагон оказался перед ним.
Колдун распахнул дверь и увидел на полу душу Дрива, подобную сломанному крылу. Ралли-Фадж поспешно подхватил ее и вложил в принадлежащее ей тело.
Дрив очнулся, дико оглядываясь.
Цвета пульсировали. Звуки наплывали волнами.
- Властелин Тьмы... - Ралли-Фадж говорил отрывисто, резиновое лицо с чернильными глазами придвинулось, издавая запах горелого чеснока. Прибудет сегодня видеть тебя... Пэры стали пылью тех дней, когда строили Ткань... теперь езжай на Поезде Боли... и исчезни!
Лязгнула ржавая дверь, железный корпус встряхнуло резким ударом, отбросившим Дрива к задней стене. Пронзительный свист перекрыл металлический скрип колес и лязг траков, и снова началась боль. Только теперь она резала глубже, потому что проникала в живое тело.
Растянутый на животе на вздыбленном полу трясущегося вагона, пронзенный черной магией, Дрив излил страдание в крике, изошедшем сразу и вечно.
* * *
Небо синело, и Котяра все сильнее беспокоился за Дрива. Тело герцога неподвижно лежало в камышах. Даже легчайшее дуновение не шевелило мех на тыльной стороне ладони человека-зверя, поднесенной к ноздрям спящего. Ни один удар пульса не нащупывался на шее герцога.
Лорд Дрив Укский, герцог Дорзенский, волшебник Ховернесский, был мертв.
Котяра просидел возле трупа весь день, скорбь туманила ему слух, неуверенность стягивала сердце. Он скорбел об умершем, который пожертвовал жизнью ради любви. Вор видел его храбрость, печаль, заботу - и ни капли надменности, которой люди трущоб ожидают от пэров. И еще Котяре импонировала страсть герцога уничтожить Врэта. А потому Кот стал думать, на что ему в этом смысле остается надеяться без опыта и ужасной ярости Дрива.
Мухи черными блестящими камнями пытались обсесть лицо герцога, и Котяра отгонял их прочь. В конце концов он решил продолжать путь к Нхэту, чтобы освободить Бульдога из лагеря - ас ним и Тиви.
Но как?
Он вынул из ножен меч Таран, который оставил ему в наследство герцог. Легкость его в руке внушала мало надежд.
Среди деревьев застыли стервятники, завернувшись в черные крылья, ожидая, пока Котяра оставит труп. Пара безволосых трупных собак с длинными головами и палеными мордами рыскали у берега, привлеченные стервятниками. Они петляли в тростниках, чуя запах мертвечины.
Котяра отгонял их блеском золотого меча. Он гибко кружился вокруг мертвеца, исполняя защитный танец, пока не опустились сумерки и не поднялся прилив.
Тело Дрива всплыло в ярком кружеве ночи. Котяра отсалютовал ему мечом. Молчание было его молитвой, когда труп уплыл прочь, в глубокие руки пространства.
Котяра вложил меч в ножны, привязал его к спине, закинул на плечо ружье и пошел своим одиноким путем.
Жезл, который дал ему Лебок, прогонял усталость и вливал в него силы, чтобы не спать. Он шел на юг среди Рифовых Островов. Питаясь Чармом и щедрыми дарами болот, он продвигался быстро. Днем он шагал по островам, избегая дорог и деревень, остерегаясь встреч. Ночью, когда уходил прилив и открывались коралловые мосты, он переходил вброд проливы между островами, не пользуясь ни фонарем, ни факелом, полагаясь только на свое ночное зрение.
Невидимый никем и ничем, он видел все. В болотах он крался в кроне джунглей, высоко над топями, внимательно оглядывая небо и землю. Когда он сомневался в выбранном направлении, он вынимал из ножен меч Таран.
- Покажи мне дорогу к Тиви, - говорил Кот, вызывая воспоминания о встрече с ней в Кафе.
Меч дрожал, тускло светясь в его руке, и по силе вибраций Котяра выбирал направление. Меч вывел его по бесчисленным островам в лихорадочные джунгли огромных деревьев, согбенных под тяжелыми гривами мха, бородатых, как учителя скорби.
В одной из темных ниш под деревом лежала бесчармовая женщина. Котяра ни за что не заметил бы ее в этом нагромождении теней и моховых занавесов, если бы меч не привел его прямо к ней.
На ней был нагрудник амулетов, истрепанный почти до нитки, к нему-то к извилистому переплетению колдовских проводов и заговоренной ткани тянуло меч. Это - и еще ружье, которое она крепко сжимала в руках, выдавало в ней пэра. Ее лицо, покрытое синяками, измазанное болотной грязью и распухшее от укусов насекомых, выражало только отчаяние.
Читать дальше