Бэзил Коппер: Пещера

Бэзил Коппер

Пещера

-- Страх -- загадочная штука. Хоть раз в жизни испытывает каждый,-заявил Вильсон. - Правда,чего боится один, не страшно другому, и наоборот. Темперамент здесь ни при чем. Просто одного пугает высота, другого --темнота, третьего -- превратности будущего.

Немногочисленная компания, собравшаяся в клубе за обеденным столом, приумолкла. Разговоры прекратились. Завладев общим вниманием, Вильсон продолжил:

-- В романтической литературе все невероятное, загадочное или ужасное подчиняется законам жанра. Действие неизменно разворачивается ночью в грозу либо, на худой конец, под свинцовым небом. Реквизит викторианского готического романа не отличается разнообразием. В жизни дело обстоит совершенно иначе. "И познал он ужас среди бела дня",-- как говорится в Библии. Действительность, зачастую, превосходит самые мрачные фантазии.

Заинтригованный разговором, я отложил газету, Пендер последовал моему примеру. В комнате оставалось человек шесть. Мы сидели за большим столом у камина. Вильсон занимал лучшее место у огня.

-- Вот вам типичный пример ужаса среди бела дня,-- произнес Вильсон.--Случай этот противоречит всем законам логики. Очевидцем его оказался один мой приятель, в чьей искренности я не сомневаюсь. Происшествие заключается в том, что ровно в полдень прямо в поле сошел с ума почтенный фермер Жиль Санрош. Место действия -- равнины за Эпуассом, что в центральной Франции, время -- ясный августовский день. Стояла жара, но не солнечный удар послужил причиной помешательства. В поле с Санрошем работало еще несколько человек. ка так и осталась бы неразгаданной, если бы не деталь.

Фермер постоянно бормотал, что он увидел "что то там в пшенице", а три свидетеля подтвердили пси присягой, что пшеница в месте, на которое указывал Жиль Санрош, полностью полегла, как от сильного ветра. Но вся штука заключается именно в том, что ветра-то в этот день как раз не было.

Вильсон выдержал паузу, чтобы посмотреть, какое действие произведет его рассказ. Желания высказаться ни у кого не возникло, поэтому он продолжил:

-- Это, собственно, все. Никто никогда не узнал, что в действительности свело Санроша с ума в тот чудный августовский полдень. Местные жители, правда, не сомневаются в том, что это "проделки Сатаны", что именно он гулял по полю.

Подобное объяснение выглядит наивным, но только на первый взгляд. В одной из хроник местной церкви есть упоминание о подобном явлении, относящееся к средним векам.

Заявление крестьян не лишено оснований еще и по другой причине. Как они сами утверждают, "стена благочестия местами прохудилась". Должен признаться, меня глубоко потрясло подобное образное сравнение. Я довольно живо представил себе, как физическое присутствие священников, чьи приходы разбросаны среди гор и долин, подобно живой цепи, предохраняют людей от Сатаны.

Что касается случая с Жилем Санрошем, то не стану утверждать, что ему явился дьявол. Думаю, сам он в этом не сомневается. Я знаю только то, что в ясный августовский полдень страх помутил его рассудок. По этому поводу мне вспоминается один рассказ Мопассана, в котором описывается воздействие страха на человека. Действие разворачивается ночью в заброшенной горной хижине. Правда, у Мопассана с рассветом логика торжествует. Дьявольская физиономия, маячившая в окне, оказалась мордой собаки; остальное же --результат атмосферы оторванности и страх, который люди сами на себя нагнали.

В юности этот рассказ произвел на меня сильнейшее впечатление,--продолжал Вильсон.-- Впоследствии я перечитывал его неоднократно. Дело в том, что в нем поразительно точно описывается то, что пришлось пережить мне, и тоже -- в горной хижине.

Это были самые сильные ощущения в моей жизни, разница состоит лишь в том, что непосредственно я видел не так уж много, но последствия, а это --неоспоримые факты, были катастрофическими.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Только поленья потрескивали в камине. Пендер воспользовался паузой, чтобы наполнить бокалы. Больше мы не отвлекались от рассказа Вильсона, который неподвижно сидел, не отрывая задумчивого взгляда от огня.

-- Это случилось много лет назад,-- начал он,-- во время моего второго путешествия по австрийским Альпам. Тогда мне было лет двадцать девять, я был крепок и вынослив настолько, чтобы посчитать восьмичасовой переход по горам легкой прогулкой. Здравомыслия мне было не занимать, к тому же я давно распрощался с юношескими иллюзиями. Одним словом, я не верил во всякую там белиберду.