Полина Копылова - Преданные и предатели (Летописи святых земель - 2, окончание)

Лошадь издыхала. Аргаред не оглядываясь шел скорым шагом к приземистым стенам Навригра с широкими зубцами. У низких ворот, украшенных массивным деревянным изображением барсука, не было никакого оживления. Начинающаяся сразу за ними улица, унизанная то тут, то там красноречивыми вывесками кабаков, казалась сильно разъезженной, хотя и была почти пуста. Почерневшие соломенные кровли и сизые от сырости стены придавали домам угрюмый и неприютный вид, точно в них жили не по доброй воле, а по большой обязанности.

Несколько раз вильнув, улочка вывела к незамощенной площади с колодцем, ратушей и церковью. Над ратушей развевался флаг с барсуком. Ее ступенчатый фронтон обсели галки, так же как конек крыши колодца и черепичную кровлю церковной башенки. На площади торговали утварью, едой и конями, неспешно прохаживаясь и вяло препираясь. И торговцы, и покупатели по большей части были не местные - купчишки средней руки из Рингена, Элеранса и Сардана. Аргаред метался от одного к другому, пытаясь, не выдавая себя, выяснить хоть что-нибудь, но получал отовсюду равнодушное "не знаю".

Потом площадь косо пересекли двое черных рейтаров из местного отделения Тайной Канцелярии, и, некоторое время крадучись следуя за ними, он алчно ловил обрывки их фраз, но они говорили о женщинах, обсуждая какую-то Гриту и малютку Ильвинк, которая пыталась отравиться волчьей ягодой, но ее, дескать, выкупил из блудилища и выходил влюбленный в нее медик, и потом на ней женился, и еще о том, что Тимер Цабес хорошо платит за девушек, не то что некоторые вроде Ирсо Лавиза, готового удавиться за ломаный грош. Окер с трудом подавил искушение подойти и спросить прямо, не слышали ли они что-либо о детях знаменитого Аргареда, а потом долго провожал их взглядом. Навригр был самый законопослушный город, рейтары тут явно скучали.

Барышник продал ему коня, темно-гнедого, покладистого, с маленькими глазами беспородного умницы. До Хаара оставались полных два дня пути, - при мысли об этом замирало сердце. Вскоре Навригр пропал за травянистыми взгорками. Конь шел плавным галопом, низкие плотные тучи летели над холмами. То тут, то там теперь маячили замки, иные с вымпелами, чаще маленькие, порою и большие, с двойными, одна другой выше, светло-серыми стенами. Над зубчатыми стенами зеленели острые верхушки елей. На башнях цветным гранитом были выложены гербы: медведи, лоси, соболи, неясыти, косули или же символические деревья, крона которых, украшенная позолоченными светилами, повторяла форму их листа. Дворянство здесь жило боязливое, покорное, поэтому многие сохранили жизнь и имущество.

На дороге попадалось все больше и больше народу, приходилось обгонять длинные обозы с задиристыми верховыми охранниками, фуры бродячих акробатов с пестрыми тряпичными навесами, просевшие возки, набитые девками. Колеса у них всегда виляли, обок обретался щегольски разодетый "милый дружок" на кургузой плебейской лошади.

На обочинах торчали массивные каменные столбы с чашами для огня, через каждые несколько миль стоял заезжий двор, где обычно бывало полно стражников.

Здесь уже могли знать новости, народ был нагловатый и разговорчивый, но Аргаред начинал бояться спрашивать, боялся даже слушать, оправдываясь сам перед собой тем, что его могут опознать и выдать, скрывая истинный страх перед новостями. Он все неуютнее чувствовал себя на этом тракте, точно попал в чужую страну с диковатыми законами.

Стараясь меньше думать, потому что всякая мысль бередила его опасения и предчувствия, в наступающих сумерках он гнал коня по пустеющей дороге, а навстречу ему со станций ехали в одноколках факельщики, неспешно зажигая придорожные огни, пока весь тракт не стал походить на ожерелье кровавых рубинов.

После Навригра дорога повернула не раз. Он мчался навстречу новому дню, понукая уставшего коня, машинально считая проносившиеся мимо огненные колтуны факелов, где горела поднятая из колодцев черная кровь Нуат, которую не могла залить вода.

К рассвету конь стал выдыхаться. Люди так запрудили путь, что пришлось скакать по обочине. Скрип и стук поднялись над дорогой, стало заметно, что в город вместе с вилланами и торгашами стремится множество нарядного праздного люда - женщины в высоких чепцах и с золочеными фермелями, мужчи кистями и камзолах с дуты кают и спешат, словно на праздник.

Он не мог вспомнить, какой выпадал на этот день.

Через два часа конь пал у городского рва, посреди путевого предместья.