Холмс подвел меня к малозаметной дверке.
— Ход для обслуги — горничных, водопроводчиков, частных сыщиков. Запирается на замок, но не на засов. — Холмс несколько минут колдовал отмычками. — Заходите. Я взял свечи, но постараемся обойтись без них, — он вел меня по темным переходам. Спортивная обувь, в которой мы были, и ковры делали наше продвижение бесшумным, призрачным.
— Осторожно, ступени.
Мы поднимались.
— Узнаете, Ватсон?
Я шагнул за Холмсом и огляделся. Без сомнения, мы находились в верхней лаборатории принца Александра.
Окно, то самое, было раскрыто настежь. Я выглянул. Ночь оставалась по прежнему светлой, но у горизонта, куда ни глянь, скапливалась тьма, плотная, вязкая, и тьму на мгновение пронзали багровые зарницы.
— Гроза идет, — сказал я Холмсу, и, подтверждая правоту моих слов, низкий раскат грома донесся, нет, скорее, докатился до нас, коротко дрогнули оконные стекла, словно дыхнул огромный зверь, обдав волной тяжкого воздуха.
— Обратите внимание на оптическую систему, — привлек мое внимание Холмс.
Лунный свет из окна собирался линзой в пучок и, преломленный призмой, падал на светящийся камень в серебряном зажиме.
— Вот он, рубин! Концентратор!
Луч, тонкий и яркий, уходил от камня в нишу стены и исчезал в шахте.
— Идемте вниз.
Дверь в нижнюю лабораторию оказалась открытой.
— Часовой механизм компенсирует движение луны, но все равно это рискованно, — Холмс почти бежал по крутым железным ступеням; я, как мог, поспевал за ним.
Нижняя лаборатория была освещена, но настолько слабо, что я едва видел силуэт моего друга.
— Осторожно, господа! — резкий голос молодого принца заставил меня вздрогнуть. — Не подходите к зеркалам!
Я, наконец, разглядел его. Принц стоял рядом, всего в трех шагах от входа.
— Вижу, мистер Холмс, что вы стремитесь расставить точки над i. Что ж, смотрите.
Луч из верхней лаборатории пронзал воздух нисколько не рассеиваясь, не расходясь, — и упирался во второй рубин в центре пятиугольного пьедестала. Где и исчезал. Зеркала светлились едва заметно, пепельным светом темной стороны луны, зато над постаментом роился туман, светящийся, малиновый, искры костра, разожженного неведомо где.
Прошло несколько минут. Туманное свечение начало нарастать, усиливаться, словно ветер раздувал тот самый костер. Теперь это было клубящееся, меняющее форму облачко. На миг оно вспыхнуло по настоящему ярко.
— О, Господи, — принц отшатнулся, но свет начал меркнуть, быстро и неудержимо. До нас опять донесся раскат грома, по странной особенности архитектуры мы его не столько слышали, сколько чувствовали, ощущали физически, почти осязаемо; и вместе с этим раскатом исчез огненный шнур, соединяющий рубины.
— Но луна еще не зашла! — принц робко, как к старшему, обратился к Холмсу.
— Вероятно, существуют и другие необходимые факторы.
Холмс зажег свечу. Зал обрел знакомый прежний вид. Никакого тумана, ничего.
— Поднимемся, — предложил Холмс.
Принц обвел взглядом зал, ища что-то, но без уверенности, без надежды.
— Поднимемся, — повторил Холмс.
Свет луны действительно по прежнему падал на линзу, механизм работал исправно, но этот свет больше не оживлял рубин, не порождал огненный шнур.
Зато снаружи башни огня было предостаточно. Горели крестьянские жилища, на глазах пожар расползался шире и шире, стремясь охватить замок в кольцо. Слышались крики — людей, и, еще более страшные, животных.
Забил колокол.
— Замку ничего не грозит, но завод в опасности, — прокричал принц.
Дальнейшие события ночи смешались и спутались в моей памяти. Мы с Холмсом ничем не могли быть полезными — два пожилых человека. Пожарные насосы не пустили огонь к замку, но завод, конфетная фабрика, крестьянские постройки выгорели дотла, выгорели быстро, жарко. Гроза оказалась сухой, дождь и не думал начаться.
С тяжелым чувством покидали мы замок. Дым и зола кружили в воздухе, проникая в одежду, волосы, казалось, в саму нашу плоть. В купе пульмановского вагона я извел не один флакон ароматической воды, пока Холмс не посоветовал:
— Запах, Ватсон, преследует вас изнутри.
— Изнутри? — поезд мчался по Франции, и тысячи миль отделяли нас от замка, где, возможно, еще тлели угли.
— Да, Ватсон. И все духи мира не помогут, пока вы не изгоните его из головы прочь.
Я удивленно посмотрел на друга.
— Холмс, похоже, вы хорошо знакомы с психоанализом?
— Дорогой Ватсон, я давно уже не тот самоуверенный и самовлюбленный тип, с которым вы встретились Бог знает сколько лет назад. У меня было время, много времени после гибели профессора Мориарти, и в своем добровольном изгнании я его потратил не зря. С тех пор следить за достижениями человеческого разума стало моей обязанностью — ведь и преступный мир все более широко пользуется плодами науки, — некая высокопарность, торжественность тона Холмса свидетельствовала, что дело подошло к концу. Следует финал.
Читать дальше