Алексей Корепанов: Без маски

Я сидел, возил ногой обломок кирпича и медленно распалялся. Я готов был поймать этих малолетних гангстеров и отлупить так, как меня когда-то учили в нашей боксерской секции. Наверное, мне стоило пойти в милицию, но сделать это не давало самолюбие. Чтобы я испугался каких-то слабоумных сопляков? Да я сегодня же надеру им уши! В юности, на танцплощадке в горсаду дрались мы отчаянно, улица на улицу. Вот подкараулю в подвале, свирепо думал я, - и откручу им головы.

Но тем и отличается человек в тридцать шесть от человека в пятнадцать, что может хоть чуть-чуть управлять собой и рассуждать более или менее здраво. Я остыл и решил не отказываться от своего замысла: проследить за подростками, найти Костино убежище и поговорить с ним на полном серьезе. Я снял куртку, выбросил кирпич в мусорное ведро, собрал осколки стекла и занялся ужином. Ровно в десять тридцать я решил направиться на Хутора - и никакие угрозы не могли меня остановить.

Автобус, расплескивая лужи, неторопливо катил по черным улицам, ненадолго замирая на остановках и у светофоров. Улицы уже опустели, в окнах домов трепетал свет телеэкранов. Вновь пошел дождь, унылый ноябрьский дождь, по стеклам потекли грязные ручейки. Дождь... Внезапно вспомнился рассказ "Сын золотого дождя", который я читал и перечитывал с утра и все никак не мог сосредоточиться, думая о Наташе. Хотя рассказ был тоже созвучен. На мгновение стало холодно, словно струйка дождя затекла за воротник. Что если это как-то связано?.. Приезжие... Не такие... Глупости! Я сразу отказался от этого предположения, мысленно погрозив себе пальцем: мол, засел ты, уважаемый, по уши в своей фантастике и предположения строишь какие-то мрачно-фантастические.

Выйдя из автобуса и преодолев хляби Хуторов, я в начале двенадцатого добрался до подвала. Посветил фонариком, выбирая наблюдательный пункт, и решил устроиться наискосок от входной двери за приставленными к трубам досками. Расчистил себе место, сложил куски дерматина, сел на них и выключил фонарик. И стал ждать.

Сидеть в душной темноте, пропитанной запахами гнили, было не самым интересным занятием. В голову лезли какие-то несуразные мысли, вновь вспомнился прочитанный утром рассказ и мои полубредовые предположения. "Предлагаю в порядке бреда", - так любил выражаться один сибирский фантаст, с которым мне доводилось встречаться на семинарах. Темнота, тишина и вынужденное бездействие настраивали на своеобразный, не очень приятный лад. Я внезапно поймал себя на том, что невольно вслушиваюсь и вглядываюсь в темноту, совсем как мой капитан Белов на кладбище. На душе было тревожно. Видно, не зря утверждают полярники: тьма долгой ночи угнетающе действует на психику и порождает чувство безотчетного стража. А возьмем французского спелеолога Сифра, два месяца в одиночестве просидевшего в пещере: в конце эксперимента он стал ощущать, что не один в пещере, что кто-то невидимый ходит буквально за ним по пятам.

Потом мне почему-то подумалось о том, что вот живем мы на Земле, со всеми своими каждодневными малыми и большими проблемами, со своими радостями и горестями, а вдруг и не живем мы вовсе, а просто снимся какому-то иному и жизнь наша, и весь наш мир существуют только до того мгновения, когда проснется это иное - и мы исчезнем без следа. Мысль была не новая, но я продолжил ее: что если и наши сны - это тоже чья-то Вселенная, чья-то жизнь, и мы, просыпаясь по утрам от будильников, каждый раз, не зная этого, действительно уничтожаем приснившиеся нам миры? Я принялся обдумывать это предположение, рассматривать со всех сторон, попытался прикинуть один, другой сюжетный, так сказать, эмбрион - и услышал звук шагов. Кто-то спускался в подвал.

Я моментально вернулся в наше пространство-время и замер в своем укрытии. Заворчала, открываясь, дверь, захрустело под чьими-то подошвами битое стекло. Вошедший чиркнул спичкой и направился в глубь подвала. Я, приподнявшись, выглянул из-за досок и убедился в правильности своего предположения: сквозь нагромождения рухляди, подняв спичку над головой, пробирался высокий подросток со свертком, удаляясь от меня. Я дал ему возможность перейти в следующую секцию и осторожно последовал за ним.

Подросток продвигался вперед медленно, то и дело зажигая спички. Я шел еще медленнее, тщательно ощупывая путь носком ботинка, чтобы, не дай Бог, не зацепиться за что-нибудь в темноте.

Так мы миновали две секции подвала. У прохода в третью я остановился, потому что хлопец свернул в сторону, пролез под трубами и задержался у стены. Спичка погасла, в темноте послышались какие-то звуки: шорох, постукивание, негромкий скрежет. Я стоял у бетонной перегородки и, задерживая дыхание, вслушивался в эти звуки. Я хотел услышать Костин голос. И действительно до меня донеслось что-то похожее на приглушенные голоса! Несколько неразборчивых слов. И почти тут же вновь негромко скрежетнуло и зашуршало. Зажглась спичка и я отпрянул за перегородку. Не знаю, как чувствовал себя мифический великан, когда Геракл временно подменил его, приняв на свои плечи всю тяжесть мира, но я чувствовал огромное облегчение. Все остальное - потом, потом, главное - Костя здесь, Костя жив... И еще оказалось, что я буквально взмок, я чувствовал, как пот стекает от висков по щекам, совсем так, как это описывают в книгах.