Алексей Корепанов - Заколдованный остров

Опять!.. Опять кому-то не повезло - если уместно здесь такое слово. Разве это простое невезение - уход из жизни?

Белый Призрак... Зловещий Белый Призрак... Уж его-то присутствие в Городе не забывалось, как забывались лица прохожих и соседей по столу и у стойки в разных кафе, как забывались однообразные тусклые дни, похожие на вечно серое застывшее небо. Белый Призрак появлялся, исчезал и вновь появлялся так же неотвратимо, как на смену ночи приходит день, обязательно завершающийся, в свою очередь, ночным мраком и мгновенным провалом в сон, стоит только коснуться головой подушки. Он появлялся каждый вечер то в одном, то в другом дворе, и никогда нельзя было угадать заранее, под чьим окном в следующий раз завоет он в обомлевшей вечерней тишине; сегодня он возникал в квартале, выходящем к причалу, а завтра мог объявиться в противоположном конце Города, у домов вдоль полей. Или в соседнем дворе. Или где-нибудь еще. Например, на кромке твоего бассейна, или у коллонады, окружающей твой сад, или у двери твоей спальни... Белый Призрак ни у кого долго не задерживался: исполнив свою мрачную песню, он исчезал, а наутро обнаруживалось, что исчез и один из живущих в доме. Кто-нибудь из слуг. Или сам хозяин. Тот, кто исчезал, больше никогда не возвращался. Никогда...

Белый Призрак был вестником Смерти. Ее призывной трубой. Ее орудием. А возможно, это и была сама Смерть, целенаправленно, скрупулезно и неустанно забирающая тех, кто до дна исчерпал дни и часы своей жизни, у кого вышел срок пребывания под этими небесами. Стар ли ты или молод, весел или угрюм - не имеет значения. У Смерти свои критерии. И кто может поручиться, что сегодня она не придет именно за тобой? А ведь даже если жизнь твоя тосклива и пуста - ох, как не хочется расставаться с ней, терять ее, как не хочется уходить в вечную страшную тьму! Нет, все что угодно: мучиться, маяться, тосковать - но здесь, именно здесь, а не там. Все что угодно только не это...

Влад скрипнул зубами и с ненавистью посмотрел на бородачей, заставивших его думать о том, о чем и так никогда не забывалось.

Тот, чье имя они называли, тот, исчезнувший этой ночью, был ему незнаком, но Владу было жаль этого человека. И не из-за любви к людям, а по иной причине: на месте забранного Смертью мог оказаться и он, Влад. А себя он жалел. Жалея того, другого, он жалел себя. Он боялся Смерти. Он каждый вечер холодел от ужаса, вслушиваясь в тишину за окном и с замиранием сердца ожидая, что вот-вот разорвет ее в клочья убивающий душу вой. И единственным спасением было провалиться в сон и захлебнуться его черной тягучей пустотой.

Правда, пустота не всегда оказывалась пустотой. Иногда мелькали в ней какие-то тусклые видения, которые он почти не мог вспомнить наутро. Оставались только тени, тени теней, совершенно отстраненные от возможных своих подобий во внешнем мире. Чем они были - тенями воспоминаний? И порой среди этих теней возникало девичье лицо... Вернее, всего лишь полунамек на девичье лицо, как отражение в глубине колодца, как что-то мелькнувшее и тут же скрывшееся за углом. Одно и то же лицо. Постоянно одно и то же лицо. Не лицо Дилии, нет. А чье? Была когда-то мимолетная встреча на улице? В кафе? На площади?

Он не помнил.

Вроде бы мелочь, пустяк - мало ли что там снится, и не все ли равно, что снится? - но заноза эта тоже прочно сидела в его душе, отнюдь не добавляя ярких красок каждодневному существованию.

Невесело жилось ему под серыми небесами.

И еще ему чудилось нечто странное в том девичьем лице из его снов. И дело тут было вовсе не в чертах и не в пропорциях... а в чем же? В выражении? Что именно было странным?

Нет... не вспоминалось...

Громкий голос парнишки-разносчика нарушил оцепенение Влада.

- Сегодняшняя газета, горожанин, - сказал парнишка. - Последние новости. - Он стоял возле столика, слегка переминаясь с ноги на ногу, словно ему не терпелось шлепать дальше босиком по гладким камням мостовой или просто у него схватило живот, - курчавый тонкий паренек, от пояса до сбитых коленок обмотанный куском светлого, уже изрядно заношенного и запачканного полотна, с большой холщовой сумкой на остром плече, плотно набитой газетами.

Влад, стиснув зубы, непонимающе смотрел на него, все еще находясь в плену у своих мыслей.

- Сегодняшняя газета, - чуть поморщившись, повторил паренек, предполагая, видимо, что горожанин сверх меры накачался пивом.

Или не только пивом.

Влад обвел взглядом столики. Бородачи уже удалились, но на открытой площадке кафе появились новые посетители - мужчины просыпались и шли встречать очередной день. Сообразив, наконец, что от него хотят, Влад кивнул и паренек тут же выложил газету на столик и поспешил обслуживать других.