Алексей Корепанов - Марсианское диво

Марс… Марс Алексея Толстого. Марс Рэя Брэдбери. Пришлось-таки когда-то Сергею по настоянию отца прочитать и эти книги, выдумки, имеющие мало общего с настоящим Марсом – унылой безжизненной планеткой, куда который год все собираются слетать то американцы, то россияне, то европейцы, да все никак не соберутся.

Однажды отец, роясь в какой-то отпускной день в залежах своих старых бумаг, с радостным «опа!» извлек два пожелтевших тетрадных листка, одни в клеточку, а другой в линейку.

– Сохранились! – объявил он с таким видом, словно нашел неизвестный египетский папирус или личный дневник Иисуса Христа. – Это я классе в восьмом или девятом сочинял, под Высоцкого, мы все тогда Высоцким бредили. Послушай, чем твой отец на уроках занимался. Посильнее «Фауста» будет, как говаривал товарищ Сталин.

Слушать Сергею совершенно не хотелось, но куда было деваться?

Сегодня ночью, возвращаясь с пьянки,

С усильем продираясь сквозь кусты,

Я встретил по дороге марсианку,

Возникшую из черной пустоты.

Она почти похожа на людей,

Лишь вместо рук и ног у ней колеса,

Торчат антенны вместо двух грудей

И уши на лице на месте носа.

– А? Как? – спросил отец и сам же себе ответил, восхищенно подняв большой палец: – По-моему, шедеврально!

– Ничего, – сказал Сергей. – Только я «Фауста» не читал, сравнить не могу.

– Теперь уже можешь и не читать. «Фауст» по сравнению с этим, – отец потряс листками, – детская считалочка. А вот песню послушай, только без музыки, хотя я тогда и музыку придумал. Просто у тебя другой вкус, может не понравиться. Только мне сдается, твои «раммштайны» отдыхают.

– Ну-ну, – сказал Сергей.

Ох, этот Марс – коварная планета,

Смерчи и ветры, все в песчаной мгле…

Спускается, снижается ракета,

Оттуда шлем мы наш привет Земле.

Марс – Земля – сто сотен верст полета,

Марс – Земля – лишь пустота кругом.

В космос нам распахнуты ворота,

Брошена Земля – родной прекрасный дом.

Твердили на Земле, что Марс – загадка,

Да где уж там, туды его в печенку!

На целую планету для порядка

Хотя б одну смазливую бабенку.

Марс – Земля – летели мы напрасно,

Марс – Земля – две точки в звездной мгле.

Выпить, братцы, хочется ужасно,

Только негде взять – ведь мы не на Земле…

– Ну и так далее, пять куплетов. И, как у меня тогда обычно, – не окончено. Не хватило сорока пяти минут урока.

– Да, «раммштайны» отдыхают, – с иронией согласился Сергей. – Тут даже самые великие отдыхают. Пушкин кудри рвет от зависти, Шевченко усы грызет, а те и вовсе стреляются, которые «ты целуй меня везде – я ведь взрослая уже»…

– Правильно мыслишь, сын! Да-а…

Отец обратил затуманившийся взор на книжную полку. Положил свои опусы на стул, подошел и выковырнул из тесного ряда невзрачный томик.

– А теперь, для контраста, послушай настоящее. Николай Заболоцкий, «Противостояние Марса». Пятьдесят шестой год…

Подобно огненному зверю,

Глядишь на землю ты мою,

Но я ни в чем тебе не верю

И славословий не пою.

Звезда зловещая! Во мраке

Печальных лет моей страны

Ты в небесах чертила знаки

Страданья, крови и войны.

Когда над крышами селений

Ты открывала сонный глаз,

Какая боль предположений

Всегда охватывала нас!

И был он в руку – сон зловещий:

Война с ружьем наперевес

В селеньях жгла дома и вещи

И угоняла семьи в лес.

Был бой и гром, и дождь и слякоть,

Печаль скитаний и разлук,

И уставало сердце плакать

От нестерпимых этих мук.

И над безжизненной пустыней

Подняв ресницы в поздний час,

Кровавый Марс из бездны синей

Смотрел внимательно на нас.

И тень сознательности злобной

Кривила смутные черты,

Как будто дух звероподобный

Смотрел на землю с высоты.

Тот дух, что выстроил каналы

Для неизвестных нам судов

И стекловидные вокзалы

Средь марсианских городов.

Дух, полный разума и воли,

Лишенный сердца и души,

Кто о чужой не страждет боли,

Кому все средства хороши.

Но знаю я, что есть на свете

Планета малая одна,

Где из столетия в столетье

Живут иные племена.

И там есть муки и печали,

И там есть пища для страстей,

Но люди там не утеряли

Души единственной своей.

Там золотые волны света

Плывут сквозь сумрак бытия,

И эта милая планета -

Земля воскресшая моя.

– Вот так, сын, – помолчав, сказал отец. – Это тебе не антенны вместо грудей.

Смел свои листочки со стула и вновь зарылся в бумаги.