Джеймс Кози: Такая прекрасная, такая потерянная

- Где Поль?

- Дома. - Она поколебалась. - Завтра мы вырабатываем нашу брачную политику. Ты не мог бы помочь Полю перевезти свои вещи?

- Конечно, - ответил я.

- Мы будем так счастливы, все трое, - в ее синих глазах была нежность. - Иди спать, дорогой.

- Я не хочу спать. Думаю сходить на прогулку.

Я любил гулять ночью по городу, с нездоровым любопытством разглядывая бары ненависти, кроваво-красные неоновые рекламы неистовства и неожиданной смерти. Бывало, я поздравлял себя, что не нуждаюсь в них, что не являюсь человеком.

В этот раз все было иначе.

Я стоял под дождем, дрожа и разглядывая рекламу: "Дом Ненависти Джо! Только ножи! Убей как мужчина!" Реклама взорвалась малиновыми брызгами пламени, потом трансформировалась и появился кинжал в сжатом кулаке. Я долго изучал кинжал. Я думал о Поле.

В конце концов я вошел внутрь.

По моему первому впечатлению, это была большая пещера, освещаемая дымными факелами. Играла музыка, дикая какофония с барабанным боем, который заставлял вашу плоть трепетать. Это была музыка преисподней, вроде той, что мог сочинить в своих смертных муках Зарл.

- Регистрация, сэр.

Толстый, маленький человек в синем вечернем костюме узнал мое имя, имя доверителя и получил десять кредиток.

- Зритель или участник, сэр?

Его улыбка была веселой, но маленькие свиные глазки были холодны и мертвы. Эти глаза наблюдали дюжину смертей каждую ночь. Моя работа заключалась в том, чтобы остановить эти смерти, уничтожить бары ненависти, но я был здесь, Актер Девятого Класса, неловко улыбаясь ему и говоря:

- Зритель.

Он поклонился и отвел меня к отгороженной канатом палатке зрителей. Я распорядился принести выпивку и пристально поглядел на обладающих странным очарованием участников.

Они сидели спокойно, лица неподвижны, уставившиеся в зеркало в стойки. Пили они в задумчивой сосредоточенности, глаза злые. Высокий человек в сером неожиданно швырнул свой стакан кому-то в лицо. Сверкнула сталь. Раздался стон. Человек в сером, корчась, упал на покрытый опилками пол. Раздались крики восторга среди зрителей, и два бармена в белых кепках уволокли тело прочь.

Забили барабаны.

- Недостаточно быстро, - раздался рядом голос. - А, Мидж?

Это был директор Латам.

- Удивлен, увидев меня здесь? - Он криво улыбался. - Для информации: шоу провалилось.

Я облизнул губы:

- Немыслимо. Индикаторы реакций...

- Всего-навсего новизна, сынок.

Он казался старым и усталым.

- Конечно, это красивое шоу. Они будут смотреть его неделю-две.

Он холодно посмотрел на участников:

- Мы проиграли.

Его голос замер.

Я прошептал:

- У нас было шесть миллионов зрителей, это то количество, что нужно совету. Они могли бы завтра принять законодательство...

- И через неделю уровень преступности утроится, - голос Латама был мрачен. - Человеческая жизнь будет в опасности даже при свете дня. Люди нуждаются в эмоциональной встряске в виде урока. Поэтому бои ненависти легальны. Поэтому совет выделяет миллион кредиток в месяц на наше шоу в надежде обуздать чернь, образовать ее. Но люди не тревожатся об этом. Да и зачем им? Зачем тратить жизнь, изучая музыку, когда ребенок-андроид может заставить вас плакать, насвистывая мелодию? Его улыбка была необыкновенно горькой.

- Существо, сложенное лучше, чем сам человек. Теперь-то он сожалеет, но уже слишком поздно. Он нуждается в андроидах, в красоте, которую они могут ему дать, и он со стыдом признает это. Здесь он встречает самого себя, хотя бы на время. Нашему шоу надо что-либо подобное, Мидж.

- Нет, - прошептал я. - Я первый откажусь.

- Неужели? - он криво улыбнулся. - Ты, мистер, не свободный исполнитель. Шоу должно продолжаться.

Три спокойно сказанных слова.

Моя голова взорвалась. Эти три слова были трубным гласом, радостным криком, который распрямлял позвоночник и делал тебя счастливым из-за того, что ты Актер, гордым своим наследием.

- Черт возьми, - пробормотал я.

- Мидж Уайт, Х09, - сардонически произнес он. - X: белый, кавказского типа; 0: специальное воспитание с яслей, высший тип; 9: очень хороший артист. Ты хороший артист, Мидж. Твой баритон напоминает орган. На сцене ты сама страсть, огонь и шторм. Ты можешь вырвать у публики сердце с улыбкой на лице. Ты добиваешься результатов, каких никогда не было ни у одного человека, у тебя крепкие нервы, моментальная реакция. Ты - театр. И ты позволяешь своей аудитории уйти.

Его грубый голос умоляюще шептал:

- Я только директор. Ты, парень, умеешь поставить себя на место других, ты знаешь, что нужно аудитории. Дай им это.