Владимир Фильчаков - Абсолютная власть

- Дорогие мои! - начал я сладким голосом. - Вы, конечно, рады, что здесь нет сковородок со шкворчащим маслом, котлов с кипятком, тяжелых сводов подземелья и тому подобной чепухи. Уверяю вас, телесные страдания вам ни в коем случае не грозят.

По толпе пролетел облегченный вздох.

- Но расслабляться не следует! - я возвысил голос, и толпа снова стихла.

- Очень скоро любой из вас падет на колени и начнет умолять, чтобы его жарили на вертеле, варили в котле или распиливали на куски двуручной пилой. Но все просьбы ваши будут тщетны! - мой голос гремел, и грешники все ниже и ниже склоняли головы. - Каждый из вас много грешил при жизни. Настало время платить по счетам. Причем грешили вы всего одну человеческую жизнь, а расплачиваться будете вечно. Только не надо сетовать на несправедливость! Вас предупреждали. Кто из вас не слышал проповедей священников? Кто из вас не отмахивался с досадой от того, кто пытался наставить вас на путь истинный? Не лгали вам святые отцы!

Итак, ваш удел - страдание. Вслушайтесь в себя - что вы больше всего не любите, что ненавидите, от чего вас воротит как от дерьма? Вслушайтесь и трепещите - именно этим вам придется заниматься вечно! - Я несколько убавил голос, заговорил ровно, но со значением: - Я хочу, чтобы вы прочувствовали это слово - "вечно". Изо дня в день, изо дня в день, без перерывов и выходных. Хуже однообразия на свете только вечное однообразие, и вам оно дано в наказание.

Что-то мешало мне. Было в толпе грешников какое-то пятно на общем фоне, но я никак не мог понять, что это такое. Я говорил, и ощущал неудобство. Мне понадобилось немало времени, чтобы понять, что на меня кто-то пристально смотрит. Чьи-то глаза неотрывно следили за мной, в то время как все головы были понуро склонены.

- Здесь, в аду, нет помилования. Раскаявшись, вы можете проклясть себя за совершенные преступления, но вам это не поможет. Ни о малейшем смягчении наказания не может быть и речи. Я знаю, что многие из вас подали прошения о помиловании и переводе наверх, в рай. Вы сетуете на несправедливость и хотите облегчить свою участь. Я рассмотрю все прошения. Но не обольщайтесь. Из практики известно, что только одно прошение из тысячи достойно того, чтобы удовлетворить его. - Я увидел, наконец, того, кто не спускал с меня глаз - мужчину царственного вида, который стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на меня. - Нет, даже не так. Не удовлетворить, а задуматься о том, чтобы его удовлетворить. Сейчас ступайте. Здесь очень ровный климат и никогда не идет дождь, если этого не захочу я. Поэтому располагайтесь под открытым небом, отдыхайте и ждите назначения наказания.

Я сошел с помоста и направился к себе. Сел и знаком подозвал секретаря.

- Сколько прошений подано?

- Триста двадцать четыре, сударь.

- Сколько?! Вот как. Существует человек, которому наказание не кажется чрезмерным. Зовите-ка его сюда. Я хочу говорить с ним.

Он явился через минуту. Тот самый, кто разглядывал меня во время речи.

- Садитесь, - предложил я. - Мне очень знакомо ваше лицо. Да-да, вы тот самый кесарь, который убил любимую девушку. Ну что ж. Угощайтесь. Наливайте вино, кушайте фрукты. Я хочу побеседовать с вами.

- О чем?

- О том, что вы не подали прошение о помиловании. Почему? Вы считаете, что достойны наказания?

- Наказание достойно меня, - надменно сказал он.

- Пусть так, - согласился я. - Это сути дела не меняет. Значит, вы покорно отдаетесь в руки правосудия?

- Разве это правосудие? - усмехнулся он. - Это чистой воды экзекуция длиною в вечность.

- И это пусть так, - опять согласился я. - Но почему бы вам хотя бы не попытаться избавиться от этой экзекуции?

- Понимаете, - кесарь опять усмехнулся. - Вы не сможете наказать меня больше того, чем я сам себя наказал. После того, как я убил ее, я умер. Не физически, духовно. Тело еще теплилось, казнило и приказывало, совершало нужные для государства действия, принимало посланников, вершило судьбы и наслаждалось властью, но душа... Душа умерла. Вместо нее осталось пепелище и головешки. Вы не сможете наказать меня больше.

- Вы ошибаетесь, - я тоже усмехнулся. - Прежде всего, вам следует уяснить, что вы разговариваете сейчас не с ровней, а с лицом, облеченным властью, гораздо большей, чем вы можете себе представить. Я могу несравненно больше, чем мне, скажем так, хотелось бы. Утверждая, что я не смогу наказать вас более того, чем вы уже наказаны, вы делаете ошибку, меряя мое могущество на свой аршин. Я могу навскидку предложить вам два варианта, один из которых вы, скорее всего, отвергнете, или примете с радостью - я недостаточно хорошо знаю вас, чтобы судить об этом - а другой покажется вам настолько страшным, что вы подадите-таки мне прошение. Но не то прошение, которое подали все те, кто сейчас отдыхает в адском саду, а совершенно противоположное. Итак, вариант первый - полное небытие. Смерть души. Черт меня раздери! Что может быть ужасней? Но в вашем положении это было бы избавлением. Что скажете?