Фильчаков Владимир
Гетто злых ангелов
По одному через наружные ворота не пропускали. Ждали, когда наберется достаточно народу в накопителе, где стояли те, у кого уже проверили документы. Поэтому, чтобы не опоздать на работу, приходилось вставать на полчаса раньше. Сара стояла в молчаливой толпе и нетерпеливо поглядывала на небо сквозь мелкую сетку. Утро уже выливало синеву на небо и закрывало глаза последним звездам, а она еще не прошла ворота. Сегодня возникла какая-то заминка, народу в накопителе становилось все больше, поднялся робкий гул недовольства. Накопитель, огороженный высокими металлическими листами, вмещал не более пятидесяти человек, но в это утро в него набилось едва ли не вдвое.
Наконец ворота открылись, и все вздохнули с облегчением. Толпа хлынула на улицу к трамвайной остановке. Тут же подкатил трамвай, грохоча на рельсовых стыках и завывая на повороте - старый облупленный вагон пролетарского цвета с невразумительной рекламой на боку. Трамвай радушно распахнул двери, постоял в нерешительности, но не дождался ни одного пассажира - над дверью светилась раскаленная надпись: "Только для русских". Следующий вагон был такой же. Толпа на остановке молча ждала. У Сары начали замерзать ноги. Зря она не послушалась дядю Мишу и не надела теплые носки - весна еще слишком ранняя, едва стаял снег, и по утрам достаточно холодно.
И третий вагон ушел пустым. Сара разглядывала мрачную стену противоположного дома с заклеенными крест-накрест мертвыми окнами и думала только о том, чтобы не опоздать. У нее в запасе было немного времени - именно на такой случай она вставала еще на полчаса раньше, чем нужно, но и это время быстро утекало. Когда подъехал трамвай с надписью "Для всех", Саре сделалось нехорошо - два вагона казались набитыми битком. Однако толпа подхватила ее, закружила и впрессовала в салон, куда, казалось бы, не могло войти более ни одного человека. Вожатая злобно пролаяла что-то неразборчивое, и трамвай тронулся с зудящим в сердце скрежетом.
Сара стояла, стиснутая с такой силой, что едва могла дышать. Уже два года, как она стала совершеннолетней и начала ездить на работу, но до сих пор никак не может привыкнуть к каждодневной давке. Каждое утро заканчивалось в переполненном трамвае, где ей обязательно отдавливали ногу каблучищем, тыкали в бок чем-то твердым и обдавали запахом застарелого пота, затхлостью и нездоровым дыханием. Говорят, трамвай несколько минут едет мимо Эпицентра, и можно рассмотреть руины, но она всегда видела только спины пассажиров. К тому же в большинство окон вместо стекол вставлены фанерные щиты.
Ближе к Новому Центру стало посвободнее, но ненадолго - маршрут проходил мимо Пятого гетто и вагон снова набился до отказа.
Поездка длилась около сорока минут. Наконец настала ее очередь выходить. Здесь выходили многие. Толпа опять закружила ее, повернула спиной к выходу, и выплеснула на улицу. Едва она коснулась земли, как кто-то наступил ей на ногу, ее понесло дальше, а нога осталась на месте, придавленная чьей-то тушей. Она услышала треск, и тело пронзила жуткая боль. Кажется, она закричала, прежде чем потерять сознание.
Грязный запущенный подъезд, замусоренный отвалившейся штукатуркой, окурками и одноразовыми шприцами. Еще более грязный двор, заваленный обрывками бумаги, пластиковыми пакетами и бутылками. В затененных местах ворохи рыхлого снега, доживающего последние дни. Игорь скользнул взглядом по знакомой и никогда не меняющейся картине, по стене дома, на которой углем был написан патриотический лозунг: "Нерусь, убирайся вон!", свернул за угол и оказался в потоке прохожих, сосредоточенно двигающихся в сторону Нового Центра, вдоль глухого забора, огораживающего руины. Все спешат на работу. В Городе полно работы для всех, в том числе и обитателей гетто. Тяжелую работу выполняют нерусские, русские же более квалифицированы, сидят в конторах, протирают штаны, перекладывая бумажки с места на место.
Зачем Игорь вышел из дома? Ему не нужно на службу, его работа совсем другая, и платят за нее очень хорошо. Прогуляться? Подышать воздухом? Проникнуться атмосферой недоверия и подозрительности? Он не смог бы ответить на этот вопрос. Что-то вытолкнуло его из постели, заставило умыться, сбрить щетинные занозы с подбородка, одеться и выйти в неуютное весеннее утро шестого марта пятьдесят пятого года после Взрыва. Быть может - предчувствие?
На Атомной улице к остановке подошел трамвай, из вагонов посыпались люди, кто-то коротко вскрикнул. Маленькая кудрявая брюнетка с длинными волосами, одетая в старомодное пальто и полусапожки, лежала на земле. Ее обступили мрачные мужчины, стояли, опустив руки и не зная, что предпринять. Игорь подскочил, растолкал стоящих, склонился над девушкой. Ее лицо показалось ему каким-то волшебным, подсвеченным изнутри.
Читать дальше