Владимир Фильчаков - Абсолютная власть

Я вышел в противоположную дверь, посмотрел на Женю, которая сидела за столиком с каким-то цветным журналом в руках, и у меня опять стукнуло сердце. Вот он, еще один взгляд. Тот же взгляд, беспомощно-распахнутый, тянущийся к тебе, тревожный и зовущий, взгляд открытой души, светящейся в глазах. Я медленно опустился на стул.

- Кто вы? - спросил я срывающимся голосом.

- Меня зовут Женя, - в ее глазах мелькнул испуг.

- Теперь вас зовут Женя, - пробормотал я еле слышно. - Это судьба?

- Что вы такое говорите, Юрий Леонидович? - пролепетала она.

- Женя, поедемте со мной! - горячо сказал я, схватив ее руку. - Поедемте! Бросайте работу, все бросайте! Я хочу угостить вас ужином. И, обещаю, что этот ужин не станет поводом затащить вас в мою постель!

- Что вы такое говорите? - еле слышно повторила она.

А я погибал в ее взгляде, я держал ее руку, и во мне все горело адским пламенем. Почему, почему я не замечал этого взгляда раньше? Почему я прозрел только сейчас?

Я так и не выпустил ее руку. Мы шли по коридору, она заглянула в кабинет к начальнику, чтобы отпроситься, а я все держал ее ладонь и наслаждался ее теплом. Потом мы сели в мою старенькую "Мазду" и поехали в ресторан. И я молил Бога только об одном - чтобы этот взгляд не пропал, не исчез, а всегда оставался со мной...

Эпизод десятый. В аду вам всегда рады!

В ветвях цветущей яблони выводил рулады соловей. Легкий приятный ветерок шевелил мои волосы. Я сидел под деревьями на плетеном стуле за плетеным столом, на котором возвышались заплесневелые винные бутылки, ваза с фруктами и сифон с газированной водой. По синему небу проплывали редкие облака. Рядом со мной стоял мой личный секретарь и терпеливо ждал, когда я соблаговолю обратить на него внимание. Краем глаза я давно видел его - в небесно-голубой тунике, застегнутой пряжкой с бриллиантом, в греческих сандалиях на босу ногу. Наконец я благосклонно взглянул на него. Он сразу встрепенулся и заговорил, словно его включили:

- ... триста двадцать пять человек, сударь. Прибыли сию минуту и ожидают распоряжений.

- Ну почему так много? - недовольно спросил я. Потом вздохнул обреченно и сказал: - Петр уже смотрел дела?

- Конечно, - отозвался секретарь.

- Мне кажется, у нас в последнее время стало очень много работы. Вы не находите? Наверху стали слишком разборчивы. Раньше к нам попадали только отпетые негодяи, теперь же шлют всех подряд. Что вы думаете об этом?

- Я согласен с вами, сударь, - секретарь с достоинством поклонился. - Совершенно возмутительное положение! У них там стало совсем пусто! - Он наклонился ко мне и доверительно прошептал, загородясь ладонью: - Может быть нам пожаловаться?

- Фи! - сказал я, и лицо секретаря вытянулось и сделалось постным. - Вы что, не знаете, как там относятся к жалобам? Их попросту игнорируют! Они там считают, что мы сами должны регулировать отношения с верхом. В чем-то, - я поднял палец и покачал им перед носом секретаря, который следил за ним глазами, - в чем-то они правы. Поэтому жаловаться мы не станем. А вот инспекцию наверх снарядим непременно. Вы ее и возглавите! Возьмите пару чиновников из тех, что еще не заплыли жиром на работе, и отправляйтесь. Проверьте каждое дело! Сидите там вплоть до второго сошествия, но найдите нарушения. Вот тогда... - я сжал кулак и помахал им, - вот тогда им не отвертеться! Триста двадцать пять человек! Это же уму непостижимо! Да! А сколько всего?

- Восемьсот шестьдесят четыре.

- Гм. Так какого же черта? Инспекция отменяется. Не хватало только, чтобы под нас начали копать. Ступайте. И предупредите страждущих, что я сейчас буду.

Какой дурак! Надо подобрать себе другого секретаря. Так и под монастырь подведет! Соглашается со всем. Не видит, что я просто ворчу?

Я допил остатки вина в бокале, закусил кусочком банана и поднялся. Нужно идти, встречать грешников.

Народ собрался на большой поляне приемов. Еще издали я услышал гул множества голосов. Попав сюда после чистилища, грешники расслабились, успокоились и оживленно разговаривали, обсуждая цветущий сад, траву-мураву, голубое небо и заливающегося невидимого соловья. Их не смущал уже свирепый вид черных чертей из конвоя, стоящих неподвижно по кругу со скрещенными на груди руками и их кривые сабли, которые с легкостью разваливают человеческое тело пополам. Грешники были уже переодеты в туники и сандалии, многие из них оглядывали себя и даже смеялись.

Я взошел на деревянный помост, вскинул руки и шум стих.