Владимир Фильчаков - Торговец жизнью

Я бежал и бежал, начал задыхаться, мне не хватало воздуха. Мокрый плащ сковывал ноги, путался, я остановился, сорвал его и бросил. Вот оно, сумасшествие! Я остановился, пораженный этой мыслью. Дружок, посмотри на себя со стороны. Мокрый настолько, что вода стекает ручьем, лицо дикое, глаза больные, в голове заноза. Нет и речи о том, чтобы явиться в таком виде на службу. Домой? Тоже не хочется. Так куда? Туда, где лес, поле, деревянный город и покой. Покой, который так нужен исколотой голове.

Врешь! Нет там покоя! Жуткие мысли о том, что никого, кроме тебя там нет. И пусть! Пусть я там совсем один, пусть люди существуют только в моем воображении. Они реальны? Разве ты можешь сказать, что поцелуи Лады не настоящие? Никогда. Как и поцелуи Нади. Где в том мире Нина и ее приснопамятная мама? Их нет там. Где там дурацкая работа, на которой тебя не ценят, и где тобой командует закомплексованный старый коротышка с нереализованными амбициями Наполеона? Там свобода. Свобода, о которой так много говорили и писали лучшие представители человечества, и которую никто не видел, не ощущал и не обонял по-настоящему.

Город перешел в пригород, меня окружали частные деревянные дома, почерневшие от времени. Покосившиеся заборы, мусор на улицах, прилипший к земле под струями воды, унылые лица прохожих, спешащих по своим маленьким делам, кажущимся им большими и важными.

Во что превратился мир до катастрофы? Я не помнил тогда, когда Борис задал этот вопрос и не смог ответить. Нет-нет, здесь ни при чем разврат, охвативший человечество, падение нравов, подмена вечных понятий фальшивыми телевизионными и всепоглощающая жажда наживы. Какое мне до этого дело? Мир - это я. И этому миру до катастрофы было плохо. Больно, скучно, одиноко. Мир перестал быть привлекательным, манить в неизвестные дали, поражать воображение происходящими событиями. Мир стал хандрой, и мне стало тесно в нем. Я не хотел быть хандрой, я хотел жить, радоваться, смеяться, наслаждаться и страдать. Да, страдать можно, если страдание, выпавшее на твою долю, чередуется с наслаждением, печаль - с весельем, а грусть - с душевным подъемом. Но когда в жизни осталось одно только большое страдание, когда не видно просвета, и знаешь, что в конце пути тебя ровно ничего хорошего не ждет, тогда хочется повеситься, и неизвестно что удерживает тебя от этого шага. Вот во что превратился мир до катастрофы. Теперь я знаю. И, черт возьми, если мне не удастся вернуться в Красноянск, я за себя не ручаюсь!

Ненавистный город остался позади, отвалился, исчез. Я шел по дороге и считал телеграфные столбы. Дождь кончился, подул ветер и высушил мою одежду и волосы. Я шел вперед с маниакальным упорством, и знал, что вон там, за поворотом, увижу деревянный Красноянск. И когда увидел его, то совсем не удивился, а только вздохнул с облегчением.