Владимир Фильчаков - Торговец жизнью

- Куда же ты в ночь? - с силой сказала Лада. - Переночуй.

Я беспомощно взглянул в темное окно, где в стекле отразилась моя физиономия, показавшаяся мне страшной, глупой и карикатурной. Рюкзак выпал из рук, а я так и остался стоять. Лада тихо вышла из комнаты.

В голове был вихрь из мысленных обрывков, сюда же залетели музыкальные фразы из произведений, исполняемых трактирным скрипачом. Полный сумбур. Я повернулся к столу, за которым сидел Борис, присел напротив.

- Мда, - протянул Борис

- Помоги, а? - попросил я.

- Я уже не могу помочь тебе, - он покачал головой. - Да и раньше не мог. Теперь я уже не твой опекун.

- Борис, подожди! - взмолился я. - Не оставляй меня. Я так хочу!

- Ну, если ты так хочешь... - Он усмехнулся.

- Пожалуйста... - я поднял голову. - А могут ли мои желания не исполняться?

- Еще как! - Борис снова усмехнулся, взглянул с иронией. - Стоит только захотеть.

- Вот черт! - я с силой стукнул кулаком по столу.

Борис исчез. Вошла Лада, посмотрела пустыми глазами. Бедная девочка! Она ведь любит меня, а я, сволочь, так с ней поступаю. Я подскочил к ней, обнял и зашептал на ухо:

- Ты пойдешь со мной?

- Да, да, да! - она что есть силы прижалась ко мне.

- Тогда завтра, утром, как только взойдет солнце.

Утром, встав пораньше, я отправился искать Надю, чтобы попрощаться, но нигде не мог найти. Я встретил Ивана Артемьевича, он выглядел хмурым и не выспавшимся, смотрел неприветливо. На вопрос "где Надя?" глянул так, словно хотел сказать: "Да провались ты, бродяга хренов! Не дам я тебе своей жены, и не мечтай!" Я не стал расспрашивать. Может быть, это к лучшему, что нам не удалось попрощаться? Я чувствовал себя виноватым как перед Надей, так и перед ее мужем. Я гнал от себя назойливую мысль о том, что Надя все-таки давно погибла в катастрофе, что на самом деле это была не она, а только видимость, воссозданная мной. Мысль упорно возвращалась, как голодный комар, которому нужно позарез напиться крови и умереть.

И вот мы с Ладой идем, взявшись за руки, по лесной дороге, навстречу солнцу, которое просвечивает сквозь частокол сосен, дышим обжигающим свежестью воздухом, смотрим на небо и молчим. Я изредка поглядываю на Ладу, стараясь, чтобы она не замечала моих взглядов. Она рада. Тому, что идет со мной вместе. Прекрасному сентябрьскому утру. Прохладе. Накатанной дороге. Милая моя девочка! Она даже не спросила, почему я вдруг сорвался с места, где было спокойно, уютно, прибыльно, и пошел в неизвестность, положившись на дорогу, которая куда-нибудь обязательно выведет. Она все понимает, умница, и мне рядом с ней так хорошо. Как я мог только допустить мысль, чтобы она осталась в Красноянске?

Мы шли очень долго, солнце поднималось все выше, становилось теплее. Но набежали тучи, небо стало грозить дождем. И вот посыпалась водяная пыль, словно кто-то очень большой брызгал изо рта. Мы надели плащи, и пошли дальше. Тучи вскоре улетели, их прогнал западный ветер, солнце снова принялось за работу и старалось вовсю. К полудню мы проголодались, нашли поваленное дерево и пристроились обедать. Обед состоял из копченой грудинки, сыра, вареных яиц и домашней колбасы.

- Послушай, - я первым нарушил затянувшееся молчание. - Почему ты идешь со мной?

Лада усмехнулась так, что мне стало ясно - почему.

- Нет, ты не поняла, - я проглотил большой кусок, запил водой из фляги. - Можно ведь было не потакать мне, а заставить остаться. Так делает подавляющее большинство женщин.

- А ты хорошо знаешь женщин? - Лада пытливо заглянула мне в глаза.

- Немного знаю. Достаточно, чтобы сказать, что ты могла бы попытаться задержать меня, убедить остаться. Ты даже не спросила, почему я хочу уйти.

- Да, не спросила, - Лада обгладывала свиное ребрышко. - А зачем спрашивать?

- Как зачем? Чтобы привести доводы против.

- Знаешь, дружок, - Лада зашвырнула ребро в кусты, - я не из подавляющего большинства.

Ты такая, какой я тебя хочу видеть, обреченно подумал я. Ты не можешь выйти за рамки моих желаний. Это-то и бесит меня больше всего. Разве я хотел такой любви? Приказал - и тебя любят одна, вторая, третья... Прикажу другим - станут любить не меньше. Какое раздолье!

Я смотрел на Ладу, и внутри у меня все переворачивалось. Во мне клокотала злость, неудовлетворенность, неясное желание как-то исправить создавшееся положение, что-то изменить, сломать, переделать... Лада тоже наблюдала за мной. Очевидно, мысли отражались у меня на лице, потому что она нахмурилась и сказала: