***
А в это время Аннушка рыдала на плече любимого:
— Выдаст же он меня! Выдаст! Седьмого уже и сваты будут!
Ивашка, растерянный и несчастный, гладил по голове свою любушку:
— Сбежим, давай сбежим, Аннушка?
— Не могу, Ивашка! Тут матушкина могилка. И отец пропадет без меня! Сестрица его, Варвара, разорит и по миру с сумой пустит!
— Так тебя же все равно здесь не будет!
— Я рядом, близко! Вот, что, Ивашка, я решила. В ночь на Ивана Купалу приходи на сеновал. И я приду! Пусть это будет наша первая и последняя ночь любви!
— Аннушка, а как же я? Я ж не стерплю, я его убью!
— Что ты, Ивашка! Грех-то какой! Даже думать не смей! Я приду послезавтра к ночи на сеновал!
Коротко поцеловав любимого, Аннушка вышла из птичника и увидела далеко впереди прямую как жердь, всю в сером, тетку. Та бежала, как-то странно подскакивая на ходу.
"Чего это она? — удивилась Аннушка, — мне-то что делать? К белошвейкам сходить ли?" Домой выслушивать уговоры, тем более теперь, когда она узнала, что ждут сватов, совсем не хотелось.
Варвара ворвалась в гостиную, где мирно почивал счастливый отец, с воплем:
— Дождался! Взрастил змею на груди! Позор! Позор!
Помещик подскочил, забегал по комнате, натыкаясь то на кресло, то на шахматный столик, зацепился за трофейный турецкий ковер и растянулся на полу, прямо у ног сестры:
— Что? Пожар? Мор? — Верещал он испуганно.
— Вот, дурак! Какой был в детстве дурак, такой и остался, — расхохоталась Варвара, — когда пожар и мор, не сестра к тебе прибежит с известием, набат прогремит! Нет еще пожара, но может и случиться! Доченька-то твоя снюхалась с крепостным! С Ивашкой! Сама слышала — честь она ему на Ивана Купалу отдаст! Вот, дождался! Дожился! — Варвара злобно толкнула брата.
Он растерянно посмотрел на сестру, сел на пол, подтянул короткие ножки к двойному подбородку, обнял их руками и подумал: "Эк же тебя угораздило-то, доченька! Как ты могла? Да, Ивашка сын кормилицы, росли вместе, но… И что ж ты так неосторожно с любимым-то говорила! Вот, что мне теперь делать? Умолчать — нельзя: Варька все знает! Парня насмерть забить, как положено — жалко. И тебя, дурочку, жалко".
— А я думаю, и хорошо бы было, — решил он прощупать почву, — пусть бы ее не старый хрыч покрыл, а мальчик молоденький.
Сестра плюхнулась в стоящее за спиной кресло, всплеснула руками:
— Да что ты несешь? Дурак старый! Да позору, позору не оберешься!
" Да, с тобой точно, не оберешься позору, жалко мальчонку-то, жалко!", — тоскливо думал помещик. Встал, отряхнулся, отдернул кафтан, позвонил в серебряный колокольчик. Приказал слуге:
— Приведи старосту.
В комнате повисла плотная, гнетущая тишина. Ни брат, ни сестра не проронили ни слова до появления крепостного. Когда же тот вошел, помещик сказал:
— Вот что, высечь Ивашку!
— Да за что, Ваша светлость, — изумился старшина, — работает парнишка справно, нареканий нет.
— Сам знаю за что, — прервал помещик, — строго наказать!
— Батогами его, — заверещала Варвара, — батогами! А потом в кандалы!
— Молчать! — Взревел Николя, — Я здесь хозяин! И я распоряжаюсь казнить или миловать! Наказать, кнутом! Не калечить! Это мой крепостной! Мне он здоровым еще понадобится.
Изумленный староста отправился выполнять приказание. Варвара, покачав осуждающе седой головой, тоже ушла. Расстроенный хозяин выпил еще рюмочку водочки, закусил хрустящим солененьким огурчиком и пригорюнился. Со двора доносились звуки ударов хлыста. Ивашка не вскрикнул.
Вечером, за ужином, Варвара очень значительно произнесла:
— Так будет с каждым, кто на честь семьи посягнет.
Николя, испуганно взглянув на дочь, едва не подавился. Аннушка удивленно вскинула кверху брови:
— О чем это вы, тетушка?
— А то не знаешь будто! — возмутилась Варвара, — поделом твой Ивашка получил, поделом! На чужое нечего зариться!
У Аннушки потемнело в глазах. Она вспомнила звуки кнута, которые слышала из раскрытых окон у белошвеек, поинтересовалась, не знают ли кого и за что порют. Никто не знал. И еще Аннушка вспомнила серую, подпрыгивающую на бегу тетку.
— Вот оно как, тетушка, — прошипела она, — значит, чужая любовь глаза застит? Своей не случилось, так и другим не дать?!
— Доченька, не надо, давай без свар, — запричитал отец.
— А вы-то, батюшка, тоже хорош! Изувечили парня за данное мной обещание. Тогда бы уж обоих нас на месте преступления поймали, да под батоги! В угоду сестрице!
Аннушка встала, опрокинув тяжелый стул, и ушла в свои покои и приказала горничной позвать старосту.
Читать дальше