Михаил Савеличев - Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного)

- Молодец, - похвалил Слава.

Ольга мрачно затянулась, выдула из ноздрей две густых струи, так что сизая лепешка расплылась по полу легким болотным туманом, и вежливо ответила:

- М-м-у-у.

- Она пьяная, - сказала чувствительная Оксана. - Что за гадость ты пьешь?

Пахло действительно гадостливо - настоем несвежих опилок на скисшем в прошлом году варенье. Сливовым, кажется. Прикусив сигарету, Ольга натянула поглубже капюшон, оставив наружи только нос, пошарила за батареей и достала пыльную зеленоватую бутылку. Рука у нее дрожала, и в тишине резко проявился плеск тяжелой жидкости, наведший ассоциации на шум прибоя. Слава взял бутылку и осторожно нюхнул подсохший потек из под винтовой крышки. В ноздри вцепились мелкие, щекотливо-болезненные крючки фирменной настойки Папы Карлы на столярном клее. Как после потребления такой отравы народ оставался в живых было, пожалуй, производственным секретом трудовика.

- У нас проблема, - сказал сам себе Слава, но Оксана услышала.

- До автобуса дотащим, - бодро ответила она и присела перед Ольгой. Та пустила ей дым в лицо и сделала попытку засмеяться, но мускулы рта ее уже не слушались. Слава стянул с ее головы капюшон и потрогал лоб.

- Ее побыстрее надо вытащить на свежий воздух.

- Там учителя увидят. Скандал...

- Оксана, ее минут через пять вывернет прямо на пол. Мне за ней убирать не хочется.

Оксана двумя пальчиками отставила вонючую емкость, встала и принялась одеваться. Слава полюбовался как она натягивает теплые колготки и влез в свой анарак.

- Хорошо, что она успела одеться, - задыхаясь и подпрыгивая на одной ноге, укрощая тугой замок на сапожке, ободрила девушка Славу.

- Да, чулки успела... - пробормотал он, сражаясь с влажными перчатками, не желавшими впустить руки внутрь.

Ольга икнула и они замерли в ожидании худшего, но дрянная девчонка загасила окурок в ботинке и крепко закрыла рот ладонями.

- Вот и умница, - ласково похвалила ее Оксана.

Слава скептически посмотрел на приятно позеленевшее лицо начинающей алкоголички и пригрозил:

- Ты мне тут дуба не дай!

Он взял ее подмышки вытянутыми на всякий случай руками и медленно поставил на ноги. Просунувшись под его локтями, Оксана очень не вовремя принялась застегивать Ольгин плащ, а та, скосив вниз глаза, еще крепче зажала рот.

- Умница, - выдохнул Слава. Взгляд у Ольги стал совсем сумасшедшим. - Только причесывать ее не надо, ладно?

Оксана кивнула.

- Так. План такой. Берем. Под руки. Ведем. Выводим.

- Заводим. Садим, - догадалась девушка.

- Нет. Бросаем.

Прижав Ольгу потеснее к стенке, Слава перехватил ее под левую руку, отодвинул от опоры, давая место пристроиться Оксане. Не сговариваясь, они ее встряхнули и вывели в коридор.

Лампы кто-то додумался выключить. Грязный и мыльный осенний свет, капающий из подвальных прямоугольных амбразур наводил еще большую смуту. Оксана сразу же споткнулась о сваленные около стены доски для столярной мастерской, а Слава насмерть зашиб мизинец обо что-то стальное. Спасаясь от падения и боли, они повисли на Ольге, та смялась, словно листок бумаги, и все трое оказались на полу. Собравшиеся на гранитных плитах лужи коридорной темноты к тому времени, как они поднялись и построились, странным образом истаяли, впереди расплылось белесое туманное облачко подъема к выходу и путь к нему пролег без особых приключений.

Дверь не желала открываться перед первыми встречными. В незаметные щели внутрь школы врывался плотный студенистый ветер. Взмокший Слава глотнул этого яда, пропитанного запахом снега и замерзших листьев, заорал от отчаяния и вышиб подошвой ботинка последнее препятствие. Они легли на шквал и выплыли под открытое небо.

Их ударило. Славе показалось, что он оказался в самом эпицентре штурма и мимо проносятся ледяные, закованные в панцири кони, царапая щеки остриями брони, толкая то в одну, то в другую сторону, порой в невероятном прыжке нависая над его головой давящей фиолетовой массой, заставляя пригибаться и порождая непреодолимое и паническое желание бежать. Глаза были залеплены липким воздухом, ветер зажимал нос и затыкал рот, не давая вздохнуть.

Прикрывшись рукой, Слава стал пробиваться, протискиваться, пролезать, тащить, волочить, больше всего страдая от того, что вязкая масса залепила глотку и нет никакой возможности еще раз закричать, вырвав с корнем возникший страх. Вторую руку кто-то небезуспешно пытался вывернуть, вырвать из сустава, но он почему-то не предпринимал усилий для избавления от мучителя, а еще сильнее вцеплялся во что-то плотное и скользкое. Земля дыбилась до тех пор, пока Слава уже не был готов опереться костяшками пальцев на оранжевый гравий дорожки, как неуклюжая из-за слишком длинных ног горилла, но тут их отпустило.